Харама - [104]

Шрифт
Интервал

Слова Макарио снова всех рассмешили.

— Доброе семя, ничего не скажешь!

— Разве только во мне дело? Что вы! Она тоже, со своей стороны, старается, как может, она — вроде тех породистых кур, которые выращивают всех, кого высидят, ни один не пропадет.

Дон Марсиаль заметил:

— А хорошо бы еще троих-четверых, правда?

— Это как посмотреть… Кто его знает.

— Чего тут смотреть — конечно, хорошо, — убежденно сказал пастух. — Надо же как-то увеличивать доходы. Пройдет несколько лет, и увидите, какая будет красота: один жалованье принесет, другой, — песеты так и потекут в дом. Для бедняка это самый верный способ бороться с нуждой. Вы правильно делаете, да, правильно, сеньор.

— Это если со мной не случится того, что предсказал Кока, если прежде я сам не загнусь от такого приращения семьи. В этом случае — а такое вполне может быть — боюсь, не придется мне увидеть собственными глазами ту красоту, которую вы только что описали.

Кока-Склока откликнулся со своего стула:

— Ладно, я беру обратно свое предсказание, не расстраивайся. Чтоб дожил ты до ста лет и не оплешивел.

— Ну, столько мне и не надо. За глаза хватит и восьмидесяти. Больше желать — это уже жадность.

Дон Марсиаль повернулся к Коке-Склоке и показал на свои часы:

— Милый мальчик, погляди, который час. Мне, во всяком случае, пора идти, так что, если хочешь, чтоб я тебя отвез…

— Ну подожди немного, в самый интересный момент ты вдруг заторопился. Не вредничай.

— Я не могу дольше задерживаться ни на минуту, меня ждет дон Карлос. Если хочешь, оставайся, но тогда уж добирайся до дома сам.

— Да нет, я поеду с тобой, раз тебе так приспичило. Дай мне хоть допить этот стакан, а? Чтоб не работать рычагами, я на все готов. Жду не дождусь того часа, когда я буду моторизованный и не придется мне больше рассчитывать на свои руки или зависеть от других.

— А что это значит быть моторизованным? — спросил мужчина в белых туфлях.

— Ну, знаете, сейчас ведь придумали мотороллеры и всякие другие штучки, вот и я надумал моторизоваться, чем я хуже других. В том смысле, что я хочу приделать моторчик к моему драндулету и тогда буду носиться метеором, как и полагается в атомный век. Я уже каждый месяц понемножку откладываю, чтоб вы знали. Надо только изучить техническую сторону вопроса, решить, какой моторчик и как его приспособить. Тогда увидите: я буду бегать быстрее вас всех.

— Это ты хорошо придумал; если денег хватит, остальное — ерунда.

— Вот уж будет на что посмотреть: ты носишься туда-сюда по улицам Сан-Фернандо и по окрестностям на своей таратайке: трр-трр-трр… — закричал алькарриец.

— Ты, наверно, думаешь, что я не видал таких колясок с моторчиком? Погоди, придет зима, и еще попросишь у меня прокатиться. И все вы будете кричать, чтоб я остановился, подождал вас, когда выйдем прогуляться на Главное шоссе.

— Пошли, Кока, пожалуйста, не задерживай меня.

— Вот пристал! Ну ладно, вытаскивай меня отсюда.

Алькарриец взял за спинку стул, на котором сидел Кока, и отодвинул его от столика. Инвалид протянул руки, дон Марсиаль нагнулся и взял его под мышки:

— Иди, сыночек… — сказал он женским голосом, подражая ласковой матери. И легко поднял его.

— Получи, мамочка!

Раздался звонкий звук пощечины, которую Кока залепил своему другу.

— Ну и ну! — воскликнул алькарриец.

Присутствующие рассмеялись. Дон Марсиаль, у которого покраснела щека, пояснил:

— И приходится терпеть. Разве поднимется рука на такое вот?..

И он показал всем, приподняв повыше, скрюченное тело: голова без шеи, втиснутая в грудную клетку, руки почти нормальной длины, несоразмерные по отношению к туловищу, и безжизненные, атрофированные ноги, болтавшиеся как плети, оттянутые тяжестью безобразных черных ботинок.

— Спокойной ночи, сеньоры, — сказал он, сидя на руках у дона Марсиаля.

Вдруг он потянулся к Макарио и ухватил его за отворот куртки:

— Иди-ка сюда, плодовитый папаша, — смеясь, закричал он и потянул Макарио к себе.

— Чего тебе? Отпусти!

У Макарио под курткой и рубахи не было: голая безволосая грудь. Кока-Склока с силой дергал его за отворот куртки, запачканной известкой.

— Ну же, Грека! — говорил он. — Повтори-ка: «Ехал Грека через реку…» Послушаем, как ты это скажешь!

— Да брось ты свои шуточки! — запротестовал дон Марсиаль. — Отпусти его!

— Ну, слышишь? Тебе говорят, отпусти!

Кока-Склока замахнулся левой рукой:

— Дать тебе, что ли? Сейчас ты у меня схлопочешь!

Все засмеялись. Макарио пытался вырваться из рук инвалида, но тот вцепился изо всех сил и продолжал дергать его:

— Ну же, давай; «Ехал Грека через реку…» Быстро скажи!

Дон Марсиаль тоже качался от резких рывков инвалида, как и Макарио.

— Да отпусти ты его, чертово семя! — вышел из себя дон Марсиаль. — У меня руки устали тебя держать! Из-за тебя я опоздаю! Отпусти его! Отпусти, не то я тебя брошу!

— Ну пусть он скажет! Давай, скажи! Скажи!

— Не приставай, Кока! Не старайся, ничего я не скажу. Отпустишь или нет?

Кока-Склока отпустил лацкан.

— Ну ладно, Грека, не хочешь брать у меня уроки… Никогда в жизни не научишься произносить «р»! Не видать тебе успеха, ничего ты не добьешься, никем не станешь! Никто и никогда тебя не вытащит из темноты, в которой прозябаешь сейчас! Так на веки веков и останешься деревенщиной!..


Рекомендуем почитать
Не говори, что у нас ничего нет

Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.


Осенний бал

Художественные поиски молодого, но уже известного прозаика и драматурга Мати Унта привнесли в современную эстонскую прозу жанровое разнообразие, тонкий психологизм, лирическую интонацию. Произведения, составившие новую книгу писателя, посвящены нашему современнику и отмечены углубленно психологическим проникновением в его духовный мир. Герои книги различны по характерам, профессиям, возрасту, они размышляют над многими вопросами: о счастье, о долге человека перед человеком, о взаимоотношениях в семье, о радости творчества.


Артуш и Заур

Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Земля

Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.


Жить будем потом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Спор об унтере Грише

Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…


Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.


Господин Фицек

В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.