Харама - [100]
— Вы знаете, с нами приехали еще ребята, и сейчас они ждут нас там, наверху. Я хочу пойти сказать им, ведь они ничего не знают, предупредить, если можно.
— Как вы сказали, где они?
— В кафе по ту сторону шоссе, знаете?
— Да, да, у Маурисио. — Жандарм задумался, вытащил часы. — Ладно, идите, но только быстренько, туда и обратно, поняли? — И показал на часы: — Пятнадцать минут я вам даю на оба конца, не опоздайте, а то, может, вдруг сеньор следователь приедет, а вас еще не будет. Договорились?
— Не беспокойтесь.
— Тогда идите. Быстро!
Даниэль повернулся и пошел к мостику. Тито, уже одетый, лег на бок, подперев голову рукой. Студенты курили, стоя на берегу и глядя на огни, отраженные в воде.
Владелец губной гармоники спросил:
— А каким транспортом мы сможем вернуться в Мадрид?
— Боюсь, что никаким, когда окончится вся эта процедура.
Рафаэль поднес часы к глазам, повернув руку к свету.
— Четверть одиннадцатого, — сказал он, — до последнего поезда осталось пятьдесят минут. Этим придется очень уж торопиться, чтобы отпустить нас вовремя на поезд.
— Не попадем, — сказал студент-медик.
— Ну так вот: либо ночевать в поселке, либо топать на своих двоих, третьего не дано.
— Пешком? Ну, ты даешь.
— А сколько по шоссе?
— Семнадцать километров.
— Не так уж много. От силы три часа ходьбы.
— Да еще при луне, — сказал студент-медик, оборачиваясь, чтобы взглянуть на нее, — по ночному холодку прекрасно можно дойти.
— Допустим, тут все кончится к двенадцати — в три дома.
— Я вообще не понимаю, Хосе Мариа, — сказал Рафаэль, — почему бы тебе не уехать. Тебе ведь не нужно давать показания. Дурака сваляешь, если не пойдешь на поезд.
— Я остаюсь с вами. Вместе приехали, значит, всем должно быть одинаково.
— Ну, как знаешь, твое дело. Мы не обидимся, если ты уедешь.
Паулина и Себастьян уже оделись и сели рядом с Тито. Себастьян прижался лицом к коленям, Паулина склонила голову ему на плечо.
Хосе Мариа сказал:
— Вот что надо, так это предупредить домашних. Кому-нибудь из нас позвонить домой, а там пусть предупредят остальных, как вы думаете?
— Ну вот ты это и сделай, ты свободен. Жандарм только что ходил звонить. Спроси у него, откуда можно.
— Я спрошу. Должно быть, в каком-нибудь из этих павильонов.
— Наверно. Ты все номера помнишь?
— Не трудитесь звонить ко мне в пансион, не надо, — сказал тот, у которого были мокрые брюки. — Не думаю, что кого-нибудь обеспокоит мое отсутствие.
— Хорошо. А какой твой номер, Луис?
— Мой? Двадцать три, сорок два, шестьдесят пять.
Хосе Мариа отошел, твердя про себя номер телефона. Вскоре они увидели, как он разговаривает с жандармами, — тот, что постарше, давал ему пояснения, указывая рукой.
Луна стояла уже высоко над равниной, и по ту сторону плотины, внизу, блестела извилистая лента Харамы, временами прячась меж холмами и снова появляясь, становясь все тоньше к югу, пока не терялась вдали, за последними холмами у горизонта.
Заскрипели доски мостика под ногами Хосе Марии. Паулина вздохнула.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Себастьян, поднимая голову.
— Ну как я могу себя чувствовать? — ответила та чуть не плача. — Хуже некуда.
— Да, понимаю тебя.
Себастьян снова опустил голову, на плече у него беззвучно рыдала Паулина.
Жандармы прохаживались взад-вперед по песку, не отходя далеко. Тито казалось, что в свете, падавшем с набережной, он видит только один силуэт.
Тень проходила туда и обратно над прикрытым трупом Луситы. На той стороне, на террасе, у закусочных, несколько лампочек внезапно погасли.
— Ну, конец нам! — воскликнул владелец губной гармоники.
Жандармы на мгновение остановились, оглянулись на погрузившуюся в темноту террасу и снова принялись молча вышагивать. Теперь видны были только две горящие лампочки возле закусочных, да еще из дверей павильона на черную ленту набережной падала желтая полоса света. Кто-то вошел в эту дверь, заслонив свет, должно быть, Хосе Мариа. На мысу осталось совсем мало света. Лишь лунное сияние алюминиевой белизной дрожало на песке и обрисовывало фигуры людей, разбрасывая по земле молочно-белые пятна и полосы, будто кто-то брызнул на землю известкой.
Паулина два раза чихнула. Себас вытащил из сумки полотенце и набросил его невесте на плечи. Она взяла концы полотенца и стянула их на груди. Полотенце было влажное.
— Все здесь влажное!.. — пожаловалась она.
Говорила Паулина тихо и в нос, потому что много плакала. Она похлопала себя по плечам и, все еще дрожа от холода, продолжала:
— Нитки сухой не осталось… Господи, кругом сырость!.. Какое несчастье!.. — И снова разразилась рыданиями. — Я больше не могу, Себастьян, не могу, не могу… — твердила она и рыдала, уткнувшись в полотенце.
— Сами-то мы, — сказал Лусио, — гроша ломаного не стоим, даже и полгроша, когда надо что-то сделать. Но вот опыт, это да, — тут он улыбнулся, — кое-каким опытом мы с вами, молодыми, можем поделиться.
— Ты — конечно! — откликнулся Маурисио. — В самый раз бы тебе школу открыть — глядишь кто-нибудь и станет слушать.
— А что, и не сомневайся!
— Еще бы! У тебя к концу дня накапливается столько новостей! Жаль, что ты никто. Все пропадает ни за понюшку табаку.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.