Харам Бурум - [57]

– Понимаю…

– Тогда – выше нос, разведка!

От Боханова Берзин направился прямиком к ЧК. Комендант, склонившись над письменным столом, что-то быстро писал. Он даже не поднял головы, поскольку знал, что вламываться без стука к нему позволялось одному единственному человеку.

– Что нового, Яша?

– Все по-старому. Сейчас вот кашель замучил. С кровью, сука…

– А-а-а. В «кремлевку» собираешься…

– Да уж хотелось бы…

– Твое здоровье – забота партии! – Чеслав поднял голову и рассмеялся. – Лечись, товарищ Берзин. Пока обойдусь без тебя. Можешь воспользоваться моей автомотрисой.

– Ага. Как раз за этим и зашел. А ты тут, Чеслав, без меня поосторожнее. Как-никак твое здоровье – моя забота. И это уже без шуток…

– Ну опростоволосился я. Каюсь. И на старуху бывает проруха. Но ведь все обошлось.

– В этот раз. Гиви и Мартин должны сопровождать тебя повсюду.

– Должны, значит, будут.

Берзин хотел сказать что-то еще, но раскашлялся, махнул рукой и вышел за дверь.

Дрезиной пришлось управлять самому – нового водителя взамен убитого Четверкой пока не нашли. Это вообще было непростым делом. Кандидата на должность личного водителя ЧК подбирали очень тщательно, разве что не просвечивали рентгеном. Он должен был быть здоровым физически и нравственно. Преданным делу партии и непоколебимым морально.

Размышляя над этим, Яков усмехнулся. Тот, кого прикончил Четверка, заразился от Чеслава садизмом причудливой формы. Талантливый слесарь, он в свободное от ремонта и технического обслуживания мотрисы время с упоением изготавливал для патрона разнообразные приспособления для самых изощренных пыток на основе… деталей дрезины. Шпонки, болты, шурупы, муфты, шестерни и ремни благодаря извращенной фантазии превращались в руках мастера в инструменты для дробления костей, сдирания кожи, выворачивания суставов и прочих фокусов, до которых был так охоч ЧК. Так что в качестве эпитафии на надгробии водилы можно было смело высекать надпись «Собаке – собачья смерть!».

Когда дрезина выскочила из туннеля на открытое пространство, Берзин вобрал голову в плечи. Он отвык от внешнего мира, стал человеком метро и давно не испытывал ностальгии по солнцу, облакам и ветру.

Яков кивнул часовым, которые узнали не его, а транспорт ЧК, оставил транспорт на блокпосту и двинулся к «Дзержинской» пешком, чтобы еще раз спокойно обмозговать возможные варианты развития событий. Пришел к выводу, что предусмотрел все, что возможно было предусмотреть. Он возьмет чертова карлика и если повезет, успеет выведать у него все о взаимоотношениях с профессором Корбутом до того, как Вездеходом займутся костоломы Москвина.

Берзин уважал серьезных противников и испытывал наслаждение от схватки с ними. А Николай Носов был очень серьезным противником. Выжить, имея такую комплекцию, в метро непросто. Вездеход не просто выжил, но и стал легендой подземки.

Ты хорош. Ты очень хорош. Однако Яшка Берзин лучше. Будь его воля, он собрал бы из таких, как ты, Вездеход, ударную группу, но… Большая политика. Тот, кто попадает между ее жерновами, независимо от того, прав он или нет, становится пешкой, которой игрок жертвует во имя конечного результата партии. Таковы, как говорит товарищ Москвин, реалии…

Берзин сразу направился в резиденцию Субботина, расположенную в западном вестибюле. Здесь часовые уже узнавали его и почтительно кивали. Яков остановился у двери с табличкой «Тов. Субботин», бросил охраннику:

– Берзин. Назначено.

– Минуточку. У товарища Субботина врачи. Медицинский консилиум.

Яков отошел в сторонку и дождался, когда выйдут несколько человек в белых халатах: судя по нахмуренным лицам которых, у элитного пациента со здоровьем было далеко не все в порядке.

– Проходите, товарищ Берзин.

Яков оказался в просторном кабинете, всю заднюю часть которого занимала карта метро – на ней была выделена Красная Линия, а красным пунктиром обведены станции, прилегающие к ней, но принадлежавшие другим группировкам. Судя по всему, здесь, в сердце «Дзержинской», строились планы по аннексии станций, на которые коммунисты имели свои интересы.

Хозяин кабинета, товарищ Субботин, сидел в центре комнаты в инвалидном кресле, до пояса укрытый толстым стеганым одеялом. На нем был новый, украшенный красным бантом, френч. Седые волосы аккуратно зачесаны на лоб, лицо гладко выбрито. На этом величие и приличия заканчивались. Лежавшие на подлокотниках ладони не могли скрыть горькой правды. Правая не двигалась, словно была приклеена к креслу. Пальцы левой подергивались так, словно каждый жил самостоятельной жизнью.

Распухшие, отечные ноги высовывались из-под одеяла и утопали в подушке, заботливо положенной на пол.

Рядом с письменным столом, где миловидная девушка-секретарь в красной косынке и черной хромовой куртке стучала по клавишам пишущей машинки, стоял столик на резиновых колесиках, всю поверхность которого занимали пузырьки с лекарствами и блестевшие иглами шприцы.

– Благодарю за оперативность, товарищ Берзин, – прохрипел Субботин. – В общих чертах я уже расписал вам задание по телефону. Остается уточнить детали.

Каждое слово давалось Субботину с трудом. Когда он говорил, было заметно, что правая сторона лица не двигается.