Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков - [42]
Отныне анализ сопротивления-переноса сопровождался анализом скрытой отвергающей установки к отцу. Каждая особенность ситуации переноса соотносилась с отцом и по мере предъявления обильного нового материала понималась пациентом с точки зрения его истинного отношения к отцу. Хотя все, о чем он рассказывал, по-прежнему подвергалось цензуре и еще не было доступно более глубокому толкованию, мы в надлежащем порядке приступили к анализу детства. Теперь он приводил материал уже не в качестве жертвы, чтобы избежать чего-то более неприятного, а движимый анализом сопротивления характера и усиливающимся убеждением в том, что его отношение к отцу было не таким, как он думал, и что это оказало пагубное влияние на его развитие.
Каждый раз, когда он приближался к фантазии об убийстве, его страх усиливался. Сновидения становились более редкими и короткими, зато более законченными, а их связь с аналитической ситуацией становилась теснее. Материал, выдвигавшийся на первый план раньше, по большей части иссяк. То, что поднималось наверх из других слоев комплекса, находилось в тесной связи с отцовским комплексом: его фантазия быть женщиной и инцестуозное желание. В течение последующих шести недель впервые открыто проявились сны о кастрации, хотя с моей стороны никаких толкований, имеющих к этому отношение, или ожиданий не было.
I. «Я лежу в своей постели, вдруг пугаюсь и замечаю, что на мне сидит бывший директор моей гимназии Л. Я валю его и подминаю под себя, но он освобождает одну руку и угрожает моему члену».
II. «Мой старший брат влезает в окно на нашей лестничной клетке и попадает в нашу квартиру. Он велит принести ему меч, так как хочет меня убить. Я опережаю его и убиваю».
Итак, мы видим, как без каких-либо усилий с моей стороны, только благодаря корректному анализу сопротивления все отчетливее проявляется серьезный конфликт с отцом.
В этой фазе снова стали возникать заминки и проявления недоверия к анализу. Сопротивление теперь связалось с вопросом о гонораре, он не доверял моей честности. Сомнение и недоверие всегда проявлялись тогда, когда он приближался к своему нерасположению к отцу, к комплексу кастрации и к фантазии об убийстве. Хотя сопротивления маскировались порой женской уступчивостью, тем не менее теперь легко удавалось вновь извлекать скрытое.
После пятинедельного перерыва, вызванного моим отпуском, анализ опять был продолжен. Пациент, который не брал отпуска, в это время жил у своего друга, потому что его родители были в отъезде, а он боялся одиночества. Приступы страха у него не ослабли, а наоборот, после моего отъезда стали очень сильными. В связи с этим он мне рассказал, что ребенком всегда испытывал страх, когда мать уходила из дома, что ему всегда хотелось, чтобы мать была рядом, и злился на отца, когда по вечерам он брал ее с собой в театр или на концерт.
Таким образом, вполне было ясно, что наряду с негативным отцовским переносом у него произошел интенсивный перенос нежных чувств к матери. То, что этот перенос присутствовал с самого начала и существовал наряду с реактивной, пассивно-женственной манерой поведения, проявлялось также и в том, что пациент, сравнивая свое состояние во время отпуска с состоянием в прошлые месяцы, отмечал, что чувствовал себя рядом со мной очень хорошо и уверенно. Он сам сказал, что рядом со мной он чувствовал себя таким же защищенным, как рядом с матерью. Я не останавливался на этих высказываниях, ибо перенос нежных чувств к матери пока не мешал, для анализа отношения к матери было слишком рано, а перенос его реактивно-женственного отношения к отцу вследствие перерыва опять был таким же сильным, как и прежде. Он говорил безропотно и смиренно, как в начале анализа, и в своих сообщениях снова был ориентирован на свое отношение к матери.
На третий и четвертый дни после возобновления анализа ему приснились два сновидения, которые содержали инцестуозное желание, его инфантильную установку к матери и его фантазию о материнской утробе. В связи с этими сновидениями пациент вспомнил пережитые им сцены с матерью в ванной комнате; она купала его вплоть до двенадцатилетнего возраста, и он никак не мог понять, почему товарищи, которые об этом знали, его высмеивали. Затем ему вспомнился его детский страх перед преступниками, которые могли проникнуть в квартиру и его убить. Таким образом, анализ выявил инфантильную истерию страха без каких-либо относящихся к этому интерпретаций или предположений. Я уклонился от глубокой проработки сновидений, потому что его прежняя манера поведения опять выдавала намерение ввести в заблуждение.
Сон, приснившийся на следующую ночь, был еще более явным.
I. «Я путешествую по Арнбрехтталю (местность, где мы проводили лето, когда мне было пять и шесть лет) с целью освежить детские впечатления.
