Характерные черты французской аграрной истории - [82]

, — Манассия, старший сын графа Гинского, приказал прорыть канавы для добычи торфа на болотистом пастбище, дарованном когда-то в качестве общинного угодья всем жителям прихода Андр (Andres)». Если на находящейся в коллективном пользовании земле имелся лес, вожделения сеньора распространялись главным образом на него, ибо лес становился, как известно, все более и более дорогим. На чьей стороне было право? В силу неопределенности юридических границ самому добросовестному человеку часто было трудно определить это, и, несомненно, не один высокорожденный захватчик земли находил этому достаточное оправдание в мысли, которую выразил с таким простодушием сир де Сена (Sénas), захвативший в 1442 году залежные земли своей провансальской деревни: «Согласно здравому смыслу, между сеньором и его подданными должна же существовать разница»^{154}. Но жители не мирились с этими захватами, они сопротивлялись. Зачастую в конечном счете происходил раздел общинных земель (cantonnement). Сеньор получает в полное распоряжение часть некогда неделимой земли, а община сохраняет право пользования (aisément) остальной частью, обычно при уплате ценза. Таким образом, во многих местах этот кризис привел к официальному признанию прав группы, по крайней мере на часть древних communia; значительное число наших современных муниципалитетов могут еще проследить по актам такого рода происхождение их имуществ.

Начиная с XVI века разразился новый кризис, притом гораздо более тяжелый. В это время обновленный сеньориальный класс со всем пылом и ловкостью принялся за восстановление крупных хозяйств. Буржуа и богатые крестьяне, подобно ему, также становятся собирателями земли. Перестройка юридического мышления способствовала их вожделениям. Юристы много потрудились над тем, чтобы заменить систему переплетавшихся вещных прав ясным понятием собственности. Для общинных угодий, как и для остальной территории, надо было найти собственника в римском смысле слава. Обычно считали, что им был сеньор. К этой ясной идее была добавлена концепция о происхождении, которую, как это ни странно, воспроизводят иногда и современные историки. Решили, что вначале общинные земли принадлежали одним сеньорам. Что касается жителей, то они получили эти угодья в пользование лишь благодаря сделанным в течение веков уступкам. Как будто деревня неизбежно была моложе своего господина! Конечно, эти теоретики не собирались принести в жертву приобретенные общинами права. Но, согласно наметившейся с XIII века судебной практики^{155}, они были обычно склонны признавать их законными лишь в том случае, если они санкционировались уплатой повинности; «пожалования» из чистого великодушия, если они не были оформлены актами, считались несолидными; к тому же в этих случаях возникало сомнение, имел ли здесь место действительно подарок, или же речь шла о правонарушении со стороны крестьян. Все это не обходилось без множества колебаний и нюансов. Профессора права, юристы-практики, администраторы старались (нельзя сказать, что при этом царило полное единодушие и что они достигли большого успеха) подчинить массу общинных угодий определенной классификации, составленной с учетом изменчивого соотношения антагонистических прав, признанных за сеньором или за его людьми. Но, разделяя это умонастроение и вооружась этой теорией, сеньоры, их юристы и сами суды, проникнутые сильным классовым духом, охотно смотрели на вещи куда проще и грубее. В 1736 году генеральный прокурор Рейнского парламента безоговорочно принял сеньориальную концепцию: «Все ланды, выморочные земли, пустоши и невозделанные земли представляют собой в Бретани домен сеньора фьефа». 20 июня 1270 года, согласно соглашению, сеньору Куше (Couchey), в Бургундии, было запрещено отчуждать «общие земли виллы» без согласия жителей; несмотря на этот столь ясный текст, герцогский совет решил в 1386 году (его примеру последовал спустя почти три с половиной столетия, в 1733 году, парламент), что, поскольку «площади», улицы, пути, дороги, тропинки, пастбища… и другие общие места» деревни принадлежат сеньору, он может распоряжаться ими по своей воле. В 1777 году парламент Дуэ отказался зарегистрировать один эдикт, где упоминалось о «принадлежащих» общинам угодьях. Пришлось написать: «которыми они пользуются»^{156}.

Действительно, наступление на общинные угодья становится с XVI века более мощным, чем когда-либо ранее, — об этом красноречиво свидетельствуют жалобы крестьян, подававшиеся даже в провинциальные или Генеральные штаты. Это наступление носило различные формы.

Во-первых, простая узурпация. Сеньор злоупотреблял своей политической и судебной властью. Как говорили депутаты третьего сословия во время созыва блуасских штатов 1576 года, имеются такие сеньоры, которые, «сделавшись по своей воле судьями в своих собственных делах, присвоили себе права пользования и захватили невозделанные земли, ланды и общинные угодья, которыми пользуются подвластные им бедняки, и даже отняли у них грамоты, подтверждающие их доброе право». Богатые собственники, даже крестьяне, использовали то влияние, которое дает богатство и которому, по мнению одного агронома XVIII века, было в деревне все подчинено. В 1747 году люди из Кро-Ба (Cros-Bas), в Оверни, жалуются на го, что «Жеро Сала-Латапон, житель названной деревни… вздумал своей собственной властью… поскольку он богач и первое лицо в деревне, огородить большую часть зависящих от означенной деревни общинных угодий и присоединить эти земли к своим полям»