— Возможно. И все-таки я вас благодарю.
— Не за что.
Оба повернулись и посмотрели, как матросы поднимают носилки на невысокий мол.
— А вам приходится делать это каждый день.
— Каждый день.
— Мистер Дэвидсон…
Мистер Кэмпбелл замолчал, и Дэвидсон снова повернулся к нему. Мистер Кэмпбелл не сразу встретился с ним глазами.
— …наши дороги пересеклись. Мы встретились тут отчасти случайно, никто из нас этого не ожидал, и вряд ли наша встреча повторится. Поэтому мне хочется задать вам один вопрос, хотя ответ может быть жестоким.
Дэвидсон сдвинул на затылок кепи и нахмурился. Мистер Кэмпбелл смотрел на сарайчик.
— Разбитый, грязный. Все ближе к земле, стропила сгнили, крыша завалилась — все, конец. Разве вы поверите, что раньше здесь кто-то жил?
— Боюсь, я не совсем понимаю вас.
Теперь брови Дэвидсона нахмурились озадаченно.
— А эти бедолаги…
— Э-э… люди?
— Урожай. Горький урожай. Вы ничего не знаете, мистер Дэвидсон, о моих — так сказать, «социальных», — надеждах, но, прожив несколько дней рядом с останками этого несчастного… Мистер Дэвидсон. Неужели же что-то осталось? Или все рушится? Как сарай?
— Если вы хотите спросить о Мартине, страдал он или нет…
Они оба немного помолчали. За дрифтером, словно горящий корабль, опускалось солнце, не оставляя после себя ничего, лишь похожие на дым облака.
Мистер Кэмпбелл вздохнул.
— Д-да, — сказал он, — именно об этом я и хотел спросить.
— Не надо об этом думать. Вы же видели тело. У него не было времени даже снять сапоги.