Хапуга Мартин - [27]

Китайская шкатулка.

Меч — это фаллос. Какая грандиозная, сногсшибательная шутка! Фаллос — это меч. Лежать, пес, лежать. Всеми четырьмя лапами. Знай свое место.

Он вскрикнул: перед ним возник чей-то профиль. Профиль одной из покрытых перьями летающих рептилий. Усевшись на каменной плахе, она скосила глаз, уставилась на него. Он вскрикнул, и широкие крылья забились, захлопали, умчались прочь. И тотчас синее небо и камень заслонила блестящая картинка. Яркое пятно, то опрокинутая на бок восьмерка, то круг. В круге переливалось синее море, над которым кружили чайки — кружили, покачивались на волнах, что-то смаковали и дрались. Он ощутил, как под ним тряхнуло эсминец; на мостике воцарилось зловещее спокойствие и тишина; рядом скользнул какой-то дрейфующий на воде предмет — неприметный, и мерзкий, и тихий, среди дерущихся клювов, инструмент для получения удовольствия.

Он выбрался из щели на солнце, встал и вяло сообщил воздушному пространству:

— Я проснулся!

Глубокая синева с белыми бликами и сверкающими вспышками. Пена, пышно взбитая вокруг трех скал.

И провел черту под ночью:

— Сегодня день размышлений.

Быстро раздевшись до брюк и свитера, он раскидал одежду на солнце и спустился к Красному Льву. Вода стояла так низко, что мидии оказались совсем рядом, на уровне ватерлинии.

Мидии можно было есть, но они скоро надоедали. На миг он задумался: не набрать ли несколько леденцов? — но желудок не принял эту мысль. Тогда он подумал о шоколаде, вспомнил о фольге. Он сидел, механически пережевывая мидии, а мысленно видел, как на солнце ярко вспыхивает серебро.

— А ведь меня могут снять отсюда еще сегодня.

Он поразмышлял об этом и пришел к выводу, что сама мысль о спасении оставляет его безучастным, так же как и мидии, к которым он утратил всякий интерес, — неприятные на вкус и отталкивающие, как пресная вода в запруде. Он добрался до нее и вполз внутрь. У ближнего края протянулась полоса красного осадка около двух дюймов шириной.

Он крикнул в дыру, откуда доносилось эхо:

— А дождь еще будет!

Самоутверждение личности.

— Нужно промерить эту лужу. Установить норму, чтобы всегда иметь столько воды, сколько требуется. Нельзя остаться без воды.

Колодец. Пробить в скале. Ямка для сбора росы. Оградить глиной и соломой. Учесть осадки. Образование. Разум.

Вытянув руки, он стал ощупывать пальцем дно. Когда рука погрузилась до костяшек, кончик пальца коснулся ила и тины… Под ними — камень. Он глубоко вздохнул. Дальше, ниже уровня окна, стояла совсем темная вода.

— Дурак полез бы вперед и растратил понапрасну воду, вымывая ее с этого края, — просто чтобы удостовериться, сколько еще осталось. Я сделаю не так. Я дождусь, пока воды поубудет, и вот тогда поползу. А до того еще будет дождь.

Он быстро вернулся к сушившейся одежде, достал фольгу и обрывок веревки и вскарабкался обратно к Гному.

Он хмуро оглядел Гнома, начал рассуждать сам с собой:

— Восток или запад — все равно. Откуда бы ни появился конвой, скалы ему так или иначе не миновать. Но караван может появиться с юга или, что менее вероятно, с севера. А северная часть не освещается солнцем. Значит, лучше всего сделать ставку на юг.

Он снял голову Гнома и осторожно положил камень на скалу. Опустился на колени и принялся разглаживать фольгу, пока бумага не засверкала. Затем плотно прилепил фольгу к голове и обмотал ее обрывком веревки. Поставил серебряную голову на место и, отойдя к нижней части Смотровой Площадки, уставился в непроницаемое лицо Гнома. Он стал сгибать колени, пока взгляд не установился на уровне фольги, все время улавливая искривленный солнечный свет. Еле передвигая ноги, стараясь удерживать в поле зрения солнце, он описал дугу, насколько позволила южная оконечность Смотровой Площадки. Снова снял с Гнома серебряную голову, потер фольгу о гольфы и, отполировав ее до полного блеска, поставил камень на место. Тут даже солнце ему подмигнуло. На Смотровой Площадке стоял самый настоящий человек с мигающим сигналом на плечах.

— Меня спасут сегодня.

И чтобы придать этому бессмысленному утверждению силу и глубину, он пустился было в пляс, но сделал три па и, сморщившись от боли, остановился:

— Спасут!.. Как же!

Он сел, прислонившись к Гному с южной стороны.

Сегодня день размышлений.

— А я не так уж плохо поработал.

Нахмурившись, он изменил форму нависающего над окном свода.

— Конечно, в идеале камень должен иметь форму шара. Тогда, откуда бы ни появился корабль, солнце будет отскакивать от Гнома по дуге в сто восемьдесят градусов, попадая прямо куда нужно. Если корабль пройдет за линией горизонта, отсвет, скорее всего, угодит в «воронье гнездо», неотступно следуя за ним, и не отпустит, как рука закона на плече преступника, пока даже самый тупой из матросов на заметит и не поймет, в чем дело.

На горизонте по-прежнему было пусто.

— Нужен шар. Может, мне удастся с помощью другого камня изготовить нечто похожее, если стану колотить их друг о друга, пока не добьюсь круглой формы. Плюс ко всему еще и каменщик. Кто это высекал пушечные ядра из камня? Микеланджело? Но мне нужно найти камень покруглее. Ни секунды покоя. Прямо как в том боевике!