Хаосовершенство - [6]

– Вопрос в том, сможешь ли ты синхронизировать работу всех систем Станции?

Все посмотрели на Чайку.

– Да, – после короткой паузы кивнул ломщик.

И спрятался за лохматого.

Патриция едва заметно выдохнула:

– Вот видишь! В этом случае…

– Но поток рванет в обоих направлениях, – перебил девушку Рус. Он желал продолжить спор.

– Ты забыл о дырке?

– А мы поднимем столб прямо над ней?

– Разумеется! – с энтузиазмом подтвердил Ганза. – Скважина находится в самом центре Главного Энергоблока.

– Довольно удачно, – негромко прокомментировал Чайка.

– Я с самого начала планировал использовать скважину в качестве накопителя. Ты видел схему…

Илья кивнул.

– Да, помню.

Но ломщика, очевидно, смутила прозорливость Ганзы.

– Что с самим столбом? – поинтересовался Кирилл. – Я от физики далек, но мне кажется, поднять его непросто.

– Идея есть. – Рус почесал в затылке. – Немного «сырая», но…

– Отличная идея! – Ганза допил пиво и немедленно открыл новую банку. – Я проверил расчеты и даю голову на отсечение, что твоя конструкция сработает как надо.

В присутствии Грязнова гении, не желая расстраивать заказчика, старались демонстрировать «взаимопонимание».

– Но как мы убедим руководство Станции возвести в Энергоблоке новую конструкцию? – кисло осведомился Чайка. – Боюсь, на это даже лоббистских усилий Пэт не хватит.

Патриция была внучкой Романа Фадеева, владелицей транснационального финансового монстра «Фадеев Group», что делало ее если не хозяйкой Станции, то уж точно одним из главных ее акционеров. Именно Пэт должна была доставить на строительство Чайку и Руса.

Однако вопрос Ильи касался других материй, а потому ответил на него Ганза.

– Руководство Станции – это я, – расхохотался лохматый. – Во всяком случае, научное руководство.

– То есть ты скажешь, и Мертвый построит? – недоверчиво прищурился Чайка.

– Он не понимает и трети того, что я говорю. Скажу, что возникла необходимость в новой конструкции, – и он построит, – убежденно отозвался Ганза.

И залпом допил пиво.

Первый этаж личного ангара Рустама был загроможден оборудованием не меньше, а может быть, даже и больше, чем подвал. Помимо рабочих станций и электронных приборов, здесь стояли станки, на которых Лакри лично вытачивал некоторые из нужных ему деталей, и испытательные стенды. А также диван с парой кресел для отдыха и холодильник для пива. Довершала картину свалка в дальнем углу, которую Рус иронично называл «оперативным складом» и в которой можно было обнаружить все, начиная с карданного вала и заканчивая миниатюрным чипом.

В последнее время Лакри появлялся на первом этаже редко – работа заставила его переместиться в подвал, и верхний уровень поступил в единоличное владение Матильды. Сюда она приезжала после Университета, здесь занималась, ожидая, когда Рус освободится и они отправятся домой. Здесь принимала гостей – ту же Патрицию – или, как теперь, развлекала не допущенных на совещание спутников Кирилла. Сегодня таковых было двое: Филя Таратута, исполняющий при Грязнове роль «бухгалтера на все руки», и Олово, слуга-телохранитель. И если второй предпочитал помалкивать, то Филя привычно разливался соловьем, благо Матильду он знал с пеленок и мог без стеснения затронуть любую тему. Впрочем, стеснения он не ведал и при общении с совершенно посторонними людьми.

– Нет, – ответила Матильда на заданный только что вопрос, – управлять мотоциклом я не научилась.

Помимо всего прочего, Рус возглавлял байкерский «вагон» «Warriors of the Swamp» и был известен в этом качестве не меньше, чем гениальный инженер. С мотоциклом Лакри управлялся великолепно, а потому неумение и нежелание Матильды оседлать железного коня вызывало у Таратуты естественное непонимание.

– И какова же causa causarum?[2] У тебя такой учитель под боком.

– Не мое.

Ответ вызвал очередную улыбку:

– Ultra posse nemo obligatur[3], да?

– Да, – кивнула Матильда.

Она училась на медицинском факультете Университета, а потому понимала большую часть цитат «бухгалтера на все руки».

– Эх, солнышко, да кто из нас знает, что его, а что нет? И кем бы мы стали, если знать… – Филя локтем толкнул задремавшего в кресле Олово: – Скажи?

– Что? – поинтересовался тот, не открывая глаз.

За разговором слуга не следил.

Одетый в традиционные для себя рубаху с широким воротом, шаровары и расшитые восточным орнаментом тапочки, Олово не привлекал бы внимания, не покрывай его тело и бритую голову черные узоры татуировок, оставляющие чистым лишь невыразительное лицо. Они придавали слуге мистический ореол.

Ждать и отдыхать Олово предпочитал, погрузившись во внутренний космос, а потому, оказавшись в ангаре, тут же уселся в кресло, взял на колени старинного знакомца – местного рыжего кота по кличке Козявка – и дремал, почесывая довольную животину за ухом.

– Что?

– Я спрашиваю, кем бы ты стал, если бы знал, кем должен стать?

Неожиданный вопрос заставил и Олово, и Козявку недоуменно вытаращиться на Филю. Матильда прыснула смехом.

– Что?

– Si tacuisses, philosophus mansisses[4].

Таратута важно поправил лацкан замызганного пиджака, машинально покосился на древний портфель, который всегда таскал с собой, – имущество по-прежнему стояло около дивана, – и вновь принялся пытать Матильду: