Хаос времён года - [7]

С тех пор все свободноживущие наверху Времена года обязаны еженедельно отмечаться в Обсерватории у специально назначенного на эту должность сотрудника. Мы должны сообщать о любых запланированных поездках за пределы своего региона обитания и подвергаемся тщательному контролю. Когда наши друзья Хулио и Эмбер хотят навестить нас, это не проблема – просто несколько телефонных звонков, дополнительные меры предосторожности и покупка билетов на самолет. Но если мы с Флёр хотим исчезнуть из сети, только мы вдвоем, то есть Время года со своим лишенным магических способностей куратором, строить планы становится намного сложнее. Не знаю, просто ли Лайон перестраховывается из-за горстки не желающих подчиняться Времен года, которых пока не удалось ликвидировать, или он получил конкретную угрозу, но в последние несколько месяцев он все больше и больше нервничает, и не проходит и недели, чтобы он не предложил выслать к нам команду сопровождения, которая вернет нас домой.

Однако Обсерватория под Гринвич-парком в Лондоне больше не является нашим домом.

Я ныряю в свой кабинет и устраиваюсь в кресле. Мой ультрасовременный компьютер может похвастаться тремя огромными плоскими экранами и звуковой системой, способной сбить терракотовую черепицу с крыши дома. Стены над мониторами украшены старыми плакатами со сценами из классических фильмов 1980-х годов и снимками малоизвестных панк-групп. У противоположной стены стоит старый, обитый велюром диван с розовыми подушками. Ума не приложу, зачем приволок его с городского блошиного рынка, разве что он напоминает мне о диване, который был у нас с Чиллом в комнате в Обсерватории, пусть и другого цвета.

На стене над ним между постером с изображением группы «Dead Kennedys» и кадром из фильма «Звездные войны. Эпизод IV: Новая надежда» висит одна из первых картин Флёр: кривобокое вечно- зеленое растение, покрытое снегом.

Я шевелю мышкой, и ряд мониторов над моим столом пробуждается к жизни. Панель безопасности издает звуковой сигнал, когда входная дверь открывается и снова закрывается.

Мгновение спустя на черно-белом мониторе передо мной появляется Флёр. Я надеваю наушники, наблюдая, как она идет по мощеной подъездной дорожке. Низкие каблуки ее сандалий постукивают, пряди длинных розовых волос развеваются на ветру. Всякий раз, глядя, как она уходит отсюда, я ощущаю тяжесть в груди.

Флёр поворачивается и посылает мне воздушный поцелуй. Красный огонек, связанный с ее передатчиком, быстро перемещается по карте на следующем экране, а GPS-трекер показывает каждый поворот, который она совершает по дороге с виллы к ее любимому кафе. Я слушаю вполуха, когда она входит в кафе и делает обычный заказ на высокопарном испанском. Сегодня за стойкой работает новый бариста. Я бросаю взгляд на запись с установленной на ее теле камеры как раз вовремя, чтобы увидеть, как он подмигивает, протягивая ей капучино. Я не очень хорошо знаю испанский, но мне удается уловить суть вопроса по обнадеживающему поднятию бровей.

– Он что же – пригласил тебя на свидание?

Флёр машет на прощание баристе.

– Если бы ты хоть время от времени ходил со мной на занятия, может, и понял бы, что к чему. – Я слышу, что она улыбается, по тону ее голоса и вижу по ее пружинящей походке, когда она неторопливо выходит из кафе. – Разве у тебя нет дел поважнее, чем шпионить за мной? Вроде ты должен был с кем-то встретиться?

– Нет ничего важнее того, что я делаю прямо сейчас.

Я разделяю внимание между ее GPS, жизненными показателями и кадрами с камеры на теле, потом поворачиваюсь ко второму монитору, быстро просматривая спутниковые снимки погоды и заголовки новостей за день. Горизонт чист на несколько сотен километров вокруг. Ничто не указывает на то, что в наш регион забрело чужое Время года – или подбирается к установленным Лайоном границам с целью вторжения.

Флёр тем временем распахивает дверь в свою языковую школу.

– Ты видел, что я оставила тебе на кухне сегодня утром?

– Булочку с корицей?

– Круиз по каналам Амстердама, – уточняет она, поднимаясь по винтовой бетонной лестнице. – Ты поговоришь об этом с Лайоном?

Эта ее затея вызывает у меня изжогу.

– Флёр, я не знаю, стоит ли…

– Он наш должник.

Красный огонек Флёр перестает двигаться, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть передаваемое камерой у нее на теле изображение. Она стоит у двери класса со скрещенными на груди руками, отражающимися в стекле, и смотрит на меня.

– Я поговорю с ним, – обещаю я и вижу в отражении, как приподнимаются уголки ее губ и она легонько, для меня одного, улыбается и тянется к дверной ручке.

– Вернусь домой через несколько часов.

– Будь осторожна, – бормочу я в ответ.

* * *

Я не расслабляюсь до тех пор, пока красный огонек Флёр не занимает привычное место за четвертой партой во втором ряду класса. Чувствую укол сочувствия к Чиллу, моему бывшему куратору. Вероятно, и он волновался всякий раз, когда я выходил из дверей Обсерватории в течение тех тридцати лет, что я был Зимой. Должно быть, ему попеременно то снились кошмары, то нападала бессонница от беспокойства обо мне, пока я пребывал в большом мире.