Ханская дочь. Любовь в неволе - [129]

— Ну, Бахадур, ты рад завтрашнему делу? Мы покажем русским, чего они стоят! — ухмыляющийся Ильгур воинственно похлопал по ножнам.

Сирин испуганно вздрогнула, очнувшись от своих мыслей:

— Что? Что случилось?

— Рано утром начнется решающая битва, Карлу надоела эта война, и он мечтает покончить с русскими в одном сражении. Его авангард только что обнаружил ночной лагерь русских. Завтра никакого царя уже не будет!

Ильгур ничуть не сомневался, что полная и окончательная победа вот-вот будет в их руках. Сирин же не была в этом так уверена, и скорое начало решающего сражения представлялось ей маловероятным. Шведское войско было огромным, а его царственный полководец не проиграл еще ни одной битвы, но Петр Алексеевич точно знал, что сдержать могучего противника сейчас может только чудо, а потому генеральное сражение он принимать не собирался. Сирин сочла, что лучше промолчать о своих соображениях, вынула саблю из ножен и принялась маленьким точилом править клинок.

Ильгур понимающие кивнул:

— Твой клинок жаждет русской крови? — Казалось, он забыл, что его друг Кирилин был русским.

— Он жаждет крови моих врагов, — на секунду задумавшись, Сирин подыскала самый точный ответ. Она находилась в не меньшем напряжении, чем Ильгур, постоянно задаваясь вопросом: что готовит ей грядущий день?

12

Еще до того, как наступило утро, шведы развили кипучую деятельность. Солдаты торопливо заглатывали скудный завтрак, словно за каждую минуту промедления им грозила порка. Едва рассвело, как уже выступили первые полки, а за ними потянулась артиллерия с полевыми орудиями и телеги с боеприпасами. Вскоре лагерь опустел: в нем оставались только обозная обслуга и часовые. Ильгуру, к его величайшему разочарованию, тоже пришлось остаться. А вот Кирилина и Шишкина вызвали к королю — Карл желал знать, как по цвету мундира отличить один полк русской армии от другого.

Пока шведская армия всей мощью надвигалась на русских, в лагере царила напряженная тишина. Присев ли на оглоблю или ось обозной телеги, слоняясь ли бесцельно между палаток, каждый ожидал, что вот-вот раздастся глухое буханье пушек и треск мушкетных выстрелов. Шли минуты, они складывались в часы, но ничего не происходило, даже поваров волновало сегодня исключительно грядущее сражение, так что обеда никто не дождался. Ближе к вечеру солдаты начали сетовать на голод, получив по паре сухарей, они вновь замерли, стараясь не шуметь. Время в лагере сочилось по капле. Багровый шар солнца уже навалился на западный горизонт, а битва все еще не начиналась. Вместо этого появился немногословный и удрученный вестовой с приказом оставшимся сворачивать лагерь, чтобы завтра с утра вновь разбить его в трех милях от этого места.

Солдаты ворчали, им казалось, что работа бессмысленна: через несколько дней войско могло вернуться назад, но приказ короля был законом, вскоре палатки были свернуты и погружены на телеги.

Народу в лагере оставалось немного, рабочих рук недоставало, а потому людям Кирилина пришлось помогать обозным; отчаянно ругаясь и кряхтя, Ильгур и прочие занимались повозками.

Сирин старалась скрыть радость: судя по всему, русской армии вновь удалось избежать прямого столкновения со шведами. Сирин была совершенно уверена, что царь заманивает Карла, скорее Петр подожжет Москву, чем даст решительное сражение — для русской армии оно непременно обернется разгромом. Это позволяло надеяться, что опасность погибнуть в схватке обойдет Сергея и других ее товарищей стороной.

13

Ярость и разочарование от того, что русские так и не приняли бой, были написаны у Карла на лице, голос короля тоже выдавал его отвратительное расположение духа. Сирин заметила, как резко переменилось настроение высокомерного короля, и скрыла злорадство под маской равнодушия. Теперь ему придется продвигаться все глубже на русскую территорию, не находя ничего, кроме разоренных деревень.

Запасы съестного у шведов подходили к концу, положение их с каждым днем становилось все труднее. Поэтому все — от королевских советников до юных барабанщиков — то и дело заводили речь об обозе Левенгаупга, без которого начинать поход на Москву было бессмысленно. Все понимали, что время поджимает: уже конец октября, а до цели еще многие сотни верст. Чтобы поторопить прибытие обоза, король слал к Левенгаупту вестовых одного за другим. Прошло больше недели, прежде чем в лагере получили известие, что обоз вот-вот появится.

Ликование, с которым была встречена эта новость, коснулось и Сирин. Вне зависимости от чина солдаты и офицеры, как малые дети, бросились из лагеря, чтобы приветствовать тех, кого они так долго ждали. Поток людей увлек ее за собой, она столкнулась с кем-то, получив удар в раненое плечо — от боли у нее перехватило дыхание. Не оставалось ничего другого, как только присоединиться к бегущим, иначе ее просто затоптали бы.

Пытаясь выбраться из толпы, Сирин затесалась в первый ряд, стоявший вдоль обочины дороги. Оглядевшись, она увидела вдали тучу пыли — это шла армия генерала Левенгаупта. Рядом с Сирин оживленно переговаривались солдаты, предвкушая прибытие обоза. Недостаток ощущался во всем, начиная с мяса и муки и заканчивая новой униформой и порохом, стосковались солдаты и по маленьким радостям — ни сладкого, ни выпивки они не видели уже несколько недель.