Хан Узбек: Между империей и исламом - [91]

Обращение Узбека (Д. Де Вииз) >{110}

Как мы уже отмечали, хотя ислам нашел своего первого царственного покровителя в Золотой Орде в лице хана Берке (1257–1266), он успешно и окончательно утвердился при дворе только в первой четверти XIV в. Решающий этап в исламизации Золотой Орды в местных преданиях племен улуса Джучи и в мусульманской историографии приписывается правлению хана Узбека (1313–1341); ногайская поговорка «din ózbekten qaldi'» («Религия досталась [нам] от Узбека»)[363] свидетельствует о том, что народы, входившие в состав Золотой Орды, осознавали, что прочное закрепление ислама восходит ко времени его правления, а исторические источники мусульманских стран единодушно сообщают об активной поддержке и покровительстве исламским институтам со стороны Узбека[364]. И именно к правлению Узбека и, в частности, к обстоятельствам его восхождения на престол и сути его «обращения» мы должны обратиться, чтобы представить себе контекст, необходимый для правильной оценки этой прежде неизвестной версии.

Правление Узбека и установление ислама

Узбек стал ханом в начале 1313 г. после смерти своего дяди Токты (1291–1312) и последовавшей междоусобицы, и правил почти тридцать лет без каких-либо очевидных внутренних неурядиц до самой своей смерти в 1341 г. Его правление, самое продолжительное среди ханов Золотой Орды (а среди полновластных ханов монгольских государств его превзошел по длительности только Хубилай), почти единодушно признается высшей точкой политического развития улуса Джучи, эпохой относительной стабильности и прочной централизованной власти. Такой взгляд подкрепляется разительным контрастом с междоусобными войнами, предшествовавшими его правлению, включая борьбу между военачальником Ногаем и рядом ханов, которые поначалу не могли утвердить свою власть, а также с фактическим распадом Золотой Орды вследствие борьбы за престол, развернувшейся после смерти сына Узбека Джанибека (1341–1357). Картина стабильности, которую рисуют источники, конечно, может быть не вполне верной, а единодушные восторги, которые вызывало успешное утверждение Узбеком ханских прерогатив в противовес «центробежным силам», представленных интересами родовых предводителей, могут отражать скорее пристрастие историков к централизованной власти, чем взвешенную оценку политической ситуации при Узбеке. Как явствует из рассказов, которые мы обсудим ниже в связи с его обращением, восшествие Узбека на престол досталось ему в тяжелой борьбе и потребовало не только государственного переворота, который произвели его сторонники, но и широкомасштабных репрессий против его врагов, когда по самым скромным меркам было убито сто принцев-Чингизидов и представителей родовой аристократии[365]; уже одно это может объяснять передышку от междоусобиц среди Чингизидов, а также между ханом и родовыми вождями, которая, по всей видимости, является отличительной особенностью времени правления Узбека.

В любом случае, эпоха Узбека на деле ознаменовалась повышением престижа Золотой Орды в международных отношениях и важными внутренними политическими и культурными изменениями. Узбек положил начало или сохранил дипломатические контакты с Византией и мамлюкским Египтом, в обоих случаях скрепив эти отношения политическими браками; он содействовал развитию торговых связей со Средиземноморским регионом с помощью генуэзских и венецианских факторий на побережье Черного моря; и он продолжил борьбу, шедшую к тому времени уже пол века, между улусом Джучи и ильханами за Азербайджан и Кавказ.

В последнем случае усилия Узбека были, очевидно, безуспешны. В 1315 г., угрожая вторжением, он сумел добиться небольших уступок от Улджэйту, когда тот согласился казнить принца-Джучида, бежавшего к ильхану после нападения на Хорезм (войска Узбека не могли отомстить за это нападение без помощи от одного из князей из рода Чагатая), но в целом Узбек так и не смог достичь каких-либо преимуществ в отношениях с ильханами. Он потерпел несколько поражений в ранних походах на Кавказ и Хорасан в 718–723/1318–1323 гг., в которых, по-видимому, он заручился поддержкой со стороны чагатайских князей[366], а мир с ильханом Абу Саидом в 1323 г. был заключен скорее из военной необходимости, обусловленной отчасти охлаждением отношений с мамлюками, чем исламом Абу Саида, как провозглашалось в официальной версии[367]. В любом случае, смерть Абу Саида повлекла за собой новое вторжение армии Узбека, которое вновь провалилось, несмотря на усиливавшийся распад государства ильханов.

Сходным образом, несмотря на отсутствие сведений об отношениях Узбека с другими монгольскими государствами, все же мы находим отрывочные свидетельства о враждебном восприятии его воцарения или недовольстве его надежностью в роли союзника как со стороны великого хана на востоке, так и со стороны правителей улуса Чагатая[368]. Внутренний курс правления Узбека известен еще меньше, по большей части из-за отсутствия источников, заинтересованных в освещении внутренних событий, за исключением вопросов престолонаследия. Мы знаем о его «административной» реформе, выразившейся в том, что он перенес «столицу» из старого центра Сарай-Бату вверх по Волге в Сарай-Берке, который также называется Сарай ал-Джадида, «Новый Сарай». В целом рост городской жизни в Золотой Орде, отчасти обусловленный широкомасштабным строительством, по сути, памятников ислама, связывают с правлением Узбека