Хан Узбек: Между империей и исламом - [5]

По версии Е. А. Резвана, обретение «Корана 'Усмана» произошло при следующих обстоятельствах. В апреле 1391 г. в битве на реке Кондурча эмир Тимур наголову разбил ордынцев. Его воины вывезли фантастическую добычу, разграбив не только Сарай, столицу Золотой Орды, но и весь нижневолжский регион^{1}. Мусульманский символ власти вряд ли мог ускользнуть от внимания Тимура, который был исключительно внимателен к вещам такого рода. Вероятно, Тимур и доставил в Самарканд копию Корана, в свое время привезенную в Золотую Орду из Египта. Рукопись, олицетворявшая власть Бахридов над мамлюкским Египтом, власть правителей Золотой Орды и Тимуридов, была передана последними братству накшбандиййа. Это произошло в тот момент, когда влияние братства, во главе которого стоял Хваджа Ахрар, достигло своего апогея. В свою очередь, Хваджа Ахрар не преминул использовать мусульманскую реликвию в деле повышения авторитета и влияния братства.

История второй рукописи «Корана 'Усмана» такова. С рубежа XV–XVI вв. она находилась в руках представителей братства 'ишкиййа. В те годы некогда безграничная власть Тимуридов все более ослабевала. В это же время все более укреплялось положение царевича Мухаммада Шейбани (1451–1510), захватившего Самарканд в 1501 г. Во владениях Шибанидов Мавераннахра в основу государственной жизни были положены степные традиции, согласно которым государство считалось собственностью всей царствующей фамилии, члены которой назывались султанами и один из их среды, как глава рода, провозглашался ханом. Государство было разделено на уделы, которые находились под управлением и во владении султанов и отдельных знатных эмиров (беков)[10].

Шибанидам нужен был союзник, подобный Хвадже Ахрару. Далеко не случайно, что Шейбани-хан, объявивший Самарканд своей столицей, конфисковал громадное состояние семьи Хваджи Ахрара и истребил его сыновей. В этот же период начинается резкий рост влияния и экономического могущества братства 'ишкиййа и его шейхов. Среди их муридов оказывается множество представителей тюркской родовой знати, растет и вовлеченность шайхов 'ишкиййа в политические события. Тогда же начинается возведение дорогостоящих архитектурных сооружений. Любопытно, что с падением Шибанидов сходит на нет и влияние шайхов 'ишкиййа, что только подтверждает связь первых и вторых.

В ожесточенной борьбе между суфийскими братствами рукописи «Корана 'Усмана» стали предметными символами власти. Между тимуридами и шибанидами шла бескомпромиссная борьба. Союзником первых было братство накшбандиййа, союзником вторых — 'ишкиййа. Оба братства использовали священные списки в качестве своеобразного знамени. Обладание старинными списками становилось важным аргументом в политической борьбе, а их бережное сохранение — залогом успеха. По мнению Е. А. Резвана, именно это обстоятельство и обеспечило сохранение ряда древнейших списков Корана[11].

Принимая объяснение Е. А. Резвана, отмечу и скрытую сторону описанного им явления. Списки «Корана 'Усмана» парадоксальным образом превратились в уникальные книги. Это могло произойти при одном условии: рукописи Корана стали реликвиями, поскольку находились в силовом поле другой уникальной книги — Ясы Чингис-хана. Яса, в отличие от Корана, не тиражировалась; Яса, действительно, была единственной в своем роде книгой. К XV в. и речи не идет о ее реальном существовании; от Ясы остался призрак, но его влияние определялось структурами повседневности. Заданность исторических сценариев структурами повседневности не осознавалась ни тогда, ни сейчас. Поразительная судьба списков «Корана 'Усмана» связана с рефлексией мусульманского сознания на тему «монгольского порядка», который и символизировала Яса. Борьба между тимуридами и шибанидами, и стоявшими за ними суфийскими братствами, происходила в пространстве, где царил политический миф Монгольской империи, и этот миф нашел кристаллизацию в представлении о Ясе, которая противопоставлялась исламскому закону — шариату. Если отвлечься от содержания, и говорить только о форме, то следует согласиться, что «Коран 'Усмана» стал уникальным, поскольку уподобился Ясе.

Часть 2. Парадоксы источников

Глава 1. Два образа великого хана Менгу

В 1254–1255 гг. царь Малой Армении Хетум совершил путешествие в Центральную Азию, в ставку великого хана Менгу (Киракос Гандзакеци. 58). Хетум призвал Менгу обратиться в христианскую веру, жить в мире с христианами, отнять у сарацинов Святую Землю и разрушить Багдад (Армянские источники, с. 68). Армянский царевич Гайтон полагает, что Менгу-хан принял план Хетума, в частности заявив: «Что же касается багдадского халифа, то мы прикажем Байтону^{2}, военачальнику татар, которые находятся в Турецком царстве, и другим, находящимся в соседних странах, чтобы они были готовы принять приказания нашего брата; а мы желаем, чтобы он уничтожил этого [багдадского] халифа как нашего злейшего врага» (Армянские источники, с. 69).

В это же время в ставке хана Менгу находился Вильгельм де Рубрук, секретный посланник французского короля Людовика IX. Францисканец был послан с целью выяснить перспективы совместных военных действий против Египта. Король ожидал возвращения брата Вильгельма в Святой Земле. Крестоносцы оценивали возможность франко-монгольского альянса на основе предполагаемого единства вероисповедания, поскольку ходили слухи, что монгольские ханы приняли христианство. Как выяснилось, эти слухи были крайне преувеличены. Дело в том, что христиане, имевшие в Азии твердые позиции, были христианами-несторианами, а вовсе не католиками.