Хан Узбек: Между империей и исламом - [12]

Сверх же этого послания, с которым вашему святейшеству надлежит ознакомиться, мы направили к вам наших послов Соломона, стража святой церкви божьей в нашей курии, а также Некпея.

Дано в Синем Хребте. В первый год дракона, в шестой месяц, двадцать третий день»[33].

Это типичное монгольское послание, адресованное потенциальному союзнику. Риторика латинского оригинала подстроена под адресата (у монголов термин «собака» не был ругательным; ильхан не мог назвать мусульман «неверными»). Слова о том, что монгольский двор высоко ценит христиан и защищает их церкви, соответствуют реальности, но это реальность монгольская. Согласно одним источникам, Абага прошел посвящение у буддистов, и, видимо, должен был отождествляться с бодхисатвой. По другим источникам, Абага принял крещение. С позиции имперского проекта здесь нет противоречия. Как это выглядело в восприятии христианских наблюдателей?

В конце 1264 — начале 1265 г. Мария Дипловатацина, незаконнорожденная дочь Михаила VIII, в сопровождении Феодосия Виллардуена, архимандрита монастыря Пантократора, отправилась на Восток. Мария вышла замуж не за Хулагу, который умер в 8 февраля 1265 г., а за его преемника Абагу[34]. Армянские историки полагают, что Абага мог жениться на Марии только при условии крещения. Вот два примера:

«И престол занял в 714 (1265) году сын его Абага-хан; он взял в жены дочь ромейского царя по имени Деспина-хатун, которая прибыла с большой торжественностью, а с ней вместе [прибыли] патриарх антиохийский и другие епископы. Она же привезла и владыку Саргиса, епископа езенкайского, и вардапета Венера. И, окрестив Абага-хана, дали ему эту девушку в жены» (Киракос Гандзакеци. 65). «Для Абака привезли из Греции жену Деспину, дочь царя Ватаца, с условием, чтобы Абака сперва крестился и уже после того венчался бы с ней. Прошел слух, будто он действительно крестился и женился на ней, во славу Христа» (Вардан Аревелци, с. 25).

Так был крещен ильхан Абага или нет? Вопрос упирается не в степень достоверности источников, а в их интерпретацию. В частности, Д. А. Коробейников пишет: «даже если это известие верно, ильхан оставался, конечно, язычником (воспринимая крещение как своего рода магический обряд), толерантным по отношению к христианству. Подобные явления заслуживают особого внимания. Дело в том, что в сознании людей той эпохи внешняя политика и конфессиональный фактор составляли нерасторжимое единство»[35].

Политика и религия составляли нерасторжимое единство только для церковных иерархов и историков, монголы не ведали такого искушения. Крестившись, ильхан Абага выступил в роли универсального правителя. Он должен был привлечь симпатии представителей всех религий в его владениях: христиан, мусульман, но ближайший круг составляли буддисты.

Их центр находился в Аладаге (область Гарни, севернее озера Ван), в летней ставке, возведенной еще ильханом Хулагу: «когда он прибыл в Аладаг, он одобрил те пастбища и назвал их Лабнасагут» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 49), т. е. «Обитель лам», а в 1261–1265 гг. построил здесь буддийский храм и монастырь. Иными словами, Аладаг был буддийским религиозным центром Ильханата[36]. В сообщении Киракоса Гандзакеци речь идет о монахах, поклонявшихся будде Шакьямуни и Майтрее (грядущий будда, Учитель Мира) в летней ставке Хулагу: «И еще построил [Хулагу] обиталища для огромных идолов, собрав там всяких мастеров: и по камню, и по дереву, и художников. Есть [у них] племя одно, называемое тоинами. Эти [тонны] — волхвы и колдуны, они своим колдовским искусством заставляют говорить лошадей и верблюдов, мертвых и войлочные Изображения. Все они — жрецы, бреют волосы на голове и бороды, носят на груди желтые фелоны и поклоняются всему, а паче всего — Шакмонии и Мадрину. Они обманывали его (Хулагу), обещая ему бессмертие, и он жил, двигался и на коня садился под их диктовку, целиком отдав себя на их волю. И много раз на дню кланялся и целовал землю перед их вождем, питался [пищей], освященной в кумирнях^{8}, и возвеличивал его более всех остальных. И поэтому он собирался построить храм их идолов особенно великолепным» (Киракос Гандзакеци. 65).

Многие наблюдатели утверждали, что буддисты умеют заставить говорить своих идолов. Джувайни пишет о победе Аллаха над ухищрениями буддистов: «И среди членов ордена аскетов-идолопоклонников (которые на их собственном языке называются тойин^{9}) существует поверье, что до того, как в тех краях обосновались мусульмане и зазвучали такбир и игамат (да утвердит и сохраняет их вечно Всевышний), идолы с ними разговаривали — "Ведь шайтаны внушают своим сторонникам (чтобы они препирались с вами)", — но из-за прихода мусульман они разгневались и замолчали — "Аллах наложил печать на их уста"» (Джувайни. I. 10).

Эти магические практики были ведомы и буддистам Кашмира, горной области в Северо-Восточной Индии. По словам Марко Поло: «В Кесимюре народ также идолопоклонники, говорит особым языком. Просто удивительно, сколько дьявольских заговоров они знают: идолов своих заставляют говорить, погоду меняют заговорами, великую темь напускают. Кто всего этого не видел, и не поверит, что они заговорами делают. Это самые главные язычники, от них и начинается идолопоклонство» (