Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы - [116]

Решение было очевидным. Если у каждой литеры будет собственная печатная форма, как в штампах, можно создать любой текст, какой захочешь, а после оттиска использовать эти литеры вновь. Не нужно вырезать каждую страницу, не нужны миллионы списанных резных досок. Помните Пи (Би) Шэна, который предположительно еще в XI веке изобрел печать разборным шрифтом? Его идея заключалась в вырезании литер из влажной глины и обжиге их. Для печати он выбирал нужные ему литеры, вставлял их в рамку, покрывал тушью и оттискивал притиранием на ткань или бумагу. Техника эта работала; технология улучшилась и была перенята корейцами, у которых в 1234 году появилась первая книга, набранная металлическим разборным шрифтом.

Впервые монголы вторглись в Корею в 1216 году, в последующие 50 лет они многократно заскакивали туда и убирались обратно. Именно Хубилай в 1271 году окончательно сделал Корею частью монгольской империи. Так что, возможно, Хубилай знал о печати разборным металлическим шрифтом, а уж его ученые советники — знали наверняка.

Но также они знали и о трудностях, которых при таком способе возникает даже больше, чем при печати с деревянных форм. Дело выбора правильной литеры из по меньшей мере 8000, а может, 40 000 или больше, в зависимости от требований дизайна, не давало никаких преимуществ по части внешнего вида и почти никаких по части скорости. Кроме того, книгопечатание такого типа представляло собой угрозу двум древним искусствам — каллиграфии и вырезания печатных форм.

Верно, были и те, кто остался заинтригован этой идеей. В 1297 году Ван Чжэнь, магистрат из Дунпина в провинции Шаньдун, создал 30 000 деревянных литер, установленных на двух вращающихся круглых столах, которые облегчали процесс набора. Впоследствии правительство выпустило несколько поразительных изданий, выполненных разборным шрифтом — таких, как энциклопедия 1726 года из 5000 томов, в которой использовалось 250 000 литер. Однако для повседневного употребления этот метод печати оставался слишком обременительным, чтобы стать чем-то большим, чем технологическая странность.

Таким образом, положение Хубилая позволяло ему увидеть истинную трудность, стоявшую за печатью как с деревянных форм, так и разборным шрифтом, а именно китайскую систему письменности. Китайская письменность записывает слоги.[79] Именно это сдерживало развитие китайской печати, пока в XX веке современная техника и современные требования — массовый рынок книг, газеты — не сделали рентабельным развитие такой индустрии.

Но у Хубилая прямо под самым носом был ответ на эти затруднения в виде алфавитного письма, по наущению его деда перенятого монголами у уйгуров. И он опять же существовал в виде алфавитной письменности, изобретенной Пагба-ламой. Тем самым он образовал еще одно звено в цепи, тянущейся на 3400 лет в прошлое до того момента, когда община ближневосточных иммигрантов в древнем Египте начала адаптировать для своих нужд иероглифы и наткнулась на революционное изобретение — алфавит.

Подобно китайской, другие ранние системы письма — египетская иероглифика, месопотамская клинопись — были основаны на слогах, которые казались естественными основными компонентами языка.[80] Но в языке есть намного более фундаментальный уровень — ничего не значащие звуки, составляющие слоги. Гениальность любого алфавита состоит в том, что он использует не больше нескольких десятков символов для представления всего диапазона лингвистических звуков и даже не-звуков, вроде безмолвного собирания энергии перед маленьким взрывом, с которого начинается «п». Причем это отнюдь не соответствие между звуком и символом один к одному, как часто утверждают. Великая сила алфавита заключается в его нечеткости, которая придает ему гибкость. Именно это его качество позволяет представлять любой звук любого языка, коль скоро освоишь условности конкретной системы транслитерации. К примеру, китайское «r» — своего рода жужжание вроде русского «ж» или «s» в английском слове «treasure»; французское «r» подобно шотландскому «ch», немецкое «r» — это гортанное хрипение, а детское «r» в английском языке часто передается как «w», а в русском — как «л». Именно эта комбинация неоднозначности и простоты дает алфавиту огромное преимущество над письменностями, основанными на слогах.

Так что Хубилай имел в своем распоряжении часть главных элементов, которые, оказавшись почти два века спустя в руках Гутенберга, помогли ходу Возрождения. Уходят писцы с их прекрасными медленными способами фиксации, входят печатные прессы и с ними множество преимуществ, сплошь подпитывающих друг друга: массовые рынки, всеобщая грамотность, дешевые книги, ученые, обменивающиеся информацией и стоящие на плечах друг у друга. Идеи Коперника были трудночитаемыми и малопонятными, но выйдя однажды из печати, они оставались в библиотеках, дожидаясь, когда их подтвердит Галилей. Писцу требовать неделя на переписку пары высококачественных страниц и целые годы на воспроизведение единственной библии. А Гутенберг и его команда усовершенствовали новую технологию и за два года напечатали 180 экземпляров его знаменитой библии. К 1500 году 250 печатных мастерских по всей Европе выпускали в год 2000 названий, то есть свыше 200 000 книг. В 1518–1225 годах одна только Германия каждый год печатала миллион книг, и треть из них была книгами Мартина Лютера, антипапскими «Девяносто пятью тезисами», которые запустили Реформацию, — и которые поэтому как хвалили, так и обвиняли, не без некоторых оснований, в провоцировании величайшего раскола в христианской церкви. А из Возрождения и Реформации возникла новая Европа, которая захватила весь мир, возобладала в торговле, основывала нации, открывала новые земли — именно то, чего Чингис и Хубилай намеревались добиться для своей империи.