Хамелеон. Смерть явилась в отель. Дама не прочь потанцевать - [44]

— Почему? По-моему, ваша дружба даже преследует меня.

— Но ваш отец был моим лучшим другом, — с горечью сказал профессор. — Его я хорошо понимал. А вот вас совершенно не понимаю.

— Моего отца вы тоже не понимали, — холодно возразил Торбен.

Профессора вдруг осенило, что за этими словами, быть может, кроется разгадка тайны.

Торбен огляделся по сторонам и обнаружил, что лесничий ушел.

— Последние часы я все время следил за вами, Торбен.

— Я знаю.

— Это вы шли впереди нас по лесу.

— Да, я.

— И это вы стояли у окна замка, освещенного луной.

— Да, я, — ответил Торбен.

32 Человек в окне

Профессор сел в пустое кресло. Торбен не Шелохнулся, но по его лицу скользнула гримаса неудовольствия. Глаза его были скрыты полями шляпы. Казалось, только усталость мешает ему избавиться от общества профессора.

— Мы с лесничим убеждены, что ночью в лесу слышали ваши шаги. Это так? — спросил профессор.

— Совершенно верно, — ответил Торбен. — Я слышал голоса за спиной. — Вы знали, что это я?

— Нет, этого мне в голову не пришло.

У профессора забрезжила догадка, и он спросил:

— Должно быть, вы подумали, что за вами идет другой, но тоже хорошо известный вам человек?

Торбен ответил не сразу, ему хотелось обдумать свои слова.

— Вы помните, конечно, что ночь была очень красива, — заговорил он наконец. — Совершенно тихо, и этот очаровательный лунный свет. Я ведь уже сказал вам, что приехал, чтобы взглянуть на любимые места моего детства. Мне не было дела до того, кто тоже вышел полюбоваться луной. Я искал одиночества и боялся, что кто-нибудь помешает мне, а потому ускорил шаг. Эту тропинку я любил с юности, особенно при лунном свете.

— Но как вы могли незамеченным проникнуть в дом?

Торбен заливисто захохотал.

— Так ведь я к этому и стремился! Еще раз напоминаю вам, что здесь прошло мое детство. Я знаю в замке все ходы и выходы. Даже если все двери будут заперты на замки и засовы, я сумею проникнуть в замок, ипритом, без ключа. Мне было приятно еще раз почувствовать себя юным сыном хозяина замка, который после сомнительных приключений возвращается тайком домой… Эта ночь была напоена сладостью и грустью воспоминаний…

Он лжет, подумал профессор.

Торбен продолжал свой рассказ. Собственные слома как будто немного расшевелили его:

— Эта прогулка по пустым комнатам и коридорам… И словно вернулся в далекое прошлое с его очаровательным запахом пыли и старых ковров. Я не зажег ни одной лампы. Ведь я так хорошо все здесь знаю. И, кроме того, к моему удовольствию в окна лился чарующий лунный свет. Уверяю вас, мною овладело невыразимое чувство, когда я шел по моему старому, но теперь совершенно пустому дому, я был наедине со всей этой старинной мебелью и этим сказочным, льющимся с небес светом.

— И вы вошли в те три запертые комнаты? Значит, у вас были от них ключи?

— Да. Мне всегда нравилось там бывать. Любоваться этими спрятанными произведениями искусства, которые когда-то принадлежали другим временам и другим людям.

— Вы знали, что за вами следят?

— Нет.

— Как раз в это время управляющий, лесничий и я внимательно наблюдали за этими тремя окнами.

— Я и подумать не мог, что кто-то проявит такой интерес к моим наивным мечтам.

— Потом вы подошли к окну, вы были похожи на старика. Клянусь вас, мне показалось, что у окна стоит согбенный, седовласый старик!

От взгляда профессора не укрылось, что Торбен сильно сжал ручку своей трости.

— Воистину, велика сила лунного света, — прошептал Торбен. — В таком свете все выглядят покойниками.

— Нам снизу было видно, как вы внимательно читали какую-то книгу, перелистывали страницы. Наверное, это была фамильная Библия?

— Нет, старинная рукопись, — ответил Торбен.

— Но почему же вы не впустили нас, когда мы стучали?

— А почему я должен позволять кому-то мешать мне в моем собственном доме?

— Вы узнали наши голоса?

— Мне показалось, что я узнал голос лесничего..

— Жаль, что нам пришлось прострелить такую красивую дверь, — задумчиво сказал профессор. — А как же вы вышли из дома?

— Так же, как и вошел, больше мне нечего вам ответить. Я знаю наш дом. И предпочел исчезнуть оттуда так, чтобы меня никто не видел. А дверь можно починить. Это не столь важно. Гораздо важнее, что я получил возможность домечтать свои мечты до конца.

Торбен откинулся в кресле, устремив вдаль отсутствующий взгляд. Потом продолжал:

— Я прекрасно понимаю, что вы действуете в моих интересах, но вы слишком запутались в страшных тайнах, которые сопутствуют этому делу. Вы уже не видите естественных причин самых обычных событий. Со мной все обстоит иначе. Мне все представляется полуреальным. Для меня естественно искать в прошлом забвения от настоящего. Ночью я весь ушел в воспоминания и снова пережил счастливые времена. В этом нет ничего таинственного, как хочется считать вам, находящемуся в плену своей разыгравшейся фантазии. Называйте это глупостью, прихотью, сентиментальностью, но эта тихая прогулка в ушедшие годы была необходима для моих нервов.

Нервы. Профессор внимательно смотрел на Торбена. Измученное лицо молодого человека отнюдь не свидетельствовало о его спокойных нервах. Оно говорило о страхе, мучительных раздумьях, бессонных ночах и тяжелых потрясениях. Казалось, сам рок проступал в обострившихся чертах Торбена. Профессора охватило сострадание к нему.