Хам и хамелеоны. Том 2 - [71]

Мать Амвросия, настоятельница, встретившая Нину на крыльце, оказалась довольно молодой женщиной, не больше сорока. Высокая и синеглазая, с головы до пят в черном, с той же, как у монашек, молочной бледностью лица, — на нее сразу почему-то хотелось смотреть не сводя глаз.

Она пригласила Нину пройти вовнутрь. Миновав тихий душный коридор, они вошли в тесное, скромно обставленное помещение. Не то личный кабинет, не то келья. Настоятельница предложила присесть. У стола стоял единственный в комнате венский стул.

— Ничего, я не устала, — сказала Нина, благодарно улыбаясь, и вдруг добавила: — Мне вдруг подумалось, что хорошо бы жить, как вы… — Переведя дух, она от смущения потупилась.

Мать Амвросия посмотрела на нее с удивлением.

— Мне тяжело жить… там. Я всегда это чувствовала. Я всегда боялась признаться себе в этом, не знала, как быть… — без преамбул заговорила Нина. — С чего начинать? В моей семье… Нет, этого нет… Вы извините меня… Это правда, в душе я всегда мечтала о такой жизни, — сбивчиво продолжала она. — Но я ничего о ней не знаю.

— Вы наверное поэтизируете нашу жизнь, — предостерегла настоятельница. — Жить в монастыре нелегко, это труд, большой труд. Не все на это способны. Даже если кажется, что хорошо было бы так жить. Не каждый человек способен полностью отрешиться от внешнего мира, несмотря на искренний порыв своего сердца.

— Вы считаете, что я… — Нина осеклась, понимая, что ждала каких-то других слов; мягкий голос игуменьи звучал как-то слишком буднично. — Тогда что мне делать?

Игуменья на миг придержала ее теплым сочувственным взглядом:

— Буду откровенна с вами… Разве это ваш мир? — спросила она.

Казалось странным, что игуменья могла сделать столь категоричный вывод сразу, даже не углубляясь в разговор, не дав сказать всего.

— Тогда… можно я тоже буду откровенной?

Игуменья одобряюще смотрела ей прямо в глаза.

— Тот мир тоже не мой. Там… там нечем дышать. И не к кому обратиться. А когда я всё же пытаюсь, все не так меня понимают.

— Нужно найти этот мир в себе. Если вы сможете изменить свою внутреннюю жизнь, мир вокруг тоже изменится.

— Да, так говорят… Я читала об этом, — Нина разочарованно вздохнула. — Якобы это типичная ошибка многих людей. Даже тех, кто ищет выход… по-настоящему. Уделять внимание только себе — это просто. Но под предлогом своего… своего спасения многие забывают о спасении других… недостаточно об этом думают.

Игуменья сразу согласилась с ней:

— Правда, это распространенная беда. Но всему свое время. Ребенок, до того как он начинает носить обычную одежду, спит в пеленках.

— Вы хотите сказать, что я еще не доросла?

— Я этого не сказала… Решение, настоящее решение, приходит к человеку само. Нам дана свобода выбора, возможность решать, что для нас лучше, если хотите, — с заминкой добавила игуменья. — Но сами мы решения не принимаем.

В голове у Нины была теперь еще большая путаница. Прямота и особенно тон, которым столь важные вещи говорились как нечто само собой разумеющееся, — всё опять казалось слишком непривычным.

— На этом я далеко не уеду, — вновь вздохнула Нина.

— Я почему-то уверена, что, когда вы вернетесь домой, в душе у вас что-то прояснится. Само собой. Так часто бывает, — подбодрила игуменья, и лицо ее озарилось теплой, женственной улыбкой. — Главное, не бояться совершить первый шаг, набраться мужества. Перед лицом такой безысходности, которую вы чувствуете и описываете, и лед трогается.

— Сейчас всё прояснится? Когда я вернусь в Москву? — удивилась Нина.

— Так часто происходит.

Нина изучала игуменью с некоторым недоверием, словно боялась поверить ее прогнозу.

— Но ведь у человека… у такого человека, как я, на душе столько, столько всего наросло, — пересилив себя, произнесла она.

— Бог милостив. И у Него своя мера… Главное, не забывать об этом. Жить чисто не сложно, это только кажется. Достаточно захотеть этого… У вас получится, увидите. А к нам обязательно приезжайте. Можете даже пожить несколько дней. Только позвоните заранее, чтобы мы могли приготовить место. Сейчас я вам запишу телефон… Или вы сейчас хотели остаться?

— А вы как считаете? — помедлив, спросила Нина. — Что лучше?

— Можете остаться на пару дней… — Мать Амвросия на миг в чем-то усомнилась. — Подождите, я позвоню…

В воскресенье рано утром Николая разбудил звонок отца. В Тулу только что позвонила Маша. Откуда именно — отец не понял. Разговор длился две-три минуты, и от растерянности он даже не успел ее ни о чем расспросить. Всё, на что его хватило, это записать номер телефона, по которому Маша просила ей перезвонить — сотовый, нероссийский, с международным кодом. Попросив передать номер срочно Николаю, Маша пообещала перезвонить в течение дня или, в крайнем случае, на следующий день…

Дозвониться сестре Николай так и не смог. Голос-автомат, отвечавший по-французски, предлагал оставить сообщение. А номер телефона оказался вовсе не французским. Филиппов, сразу же предупрежденный Николаем о происшедшем, перезвонил вскоре на Солянку и сообщил, что SIM-карта, с которой Мария звонила в Тулу — швейцарская, равно как и международный код, который Маша продиктовала отцу…