Хам и хамелеоны. Том 2 - [3]

Могила отца, наспех сооруженная родственниками, выглядела убогой. На ней даже не поставили памятника. В последние годы в Чечне такое встречалось сплошь и рядом. Да и где теперь настоящие кладбища? Погосты разрастались на отшибе от бывших мест захоронения.

Смерть отца не была концом всех бед. Чашу горя и зла предстояло испить до последней капли. Холмик на могиле не успел осесть, как грянула новая трагическая весть: погиб Бувади, младший брат. Через неделю после ареста в Грозном родне вернули тело, попавшее в больничный морг из «фильтра». Труп семье продали: сделку предложил нечистый на руку капитанишка, промышлявший на «похоронных услугах» между Моздоком и местной комендатурой. Фильтрационный пункт возле станицы Ассиновская уже тогда снискал себе дурную славу, и Кадиевым недвусмысленно посоветовали поменьше докапываться.

В который раз Леча Англичанин слушал подробности гибели брата, и в который раз он чувствовал, как внутри у него отнимаются все внутренности. От гнева и бессилия. От неукротимого, адского желания мстить — всем и за всех… Зачистку проводила солдатня с размалеванными черной краской физиономиями — судя по форме, вэдэвэшный спецназ. Всех задержанных мужчин согнали к грузовикам и, связав им руки, заставили влезть в КамАЗ. По рассказам, федералы набили в кузов тридцать человек. Везли лежа. Для троих дорога на «фильтр» стала последней. В их числе оказался и Бувади. Брат задохнулся под кучей тел. Ему едва исполнилось двадцать пять…

Сознание отказывалось мириться с реальностью происходящего. Мир вывернулся наизнанку. Или, как какой-то грязный пузырь, просто лопнул. Сатана творил свое дело, и преградить ему путь не мог уже никто…

Тлен и прах, зловоние, груды щебня, металлолома, тучи пыли и дыма, сиротство, голод, нищета… — вот что осталось на месте дома, родной школы, дворовых площадок. Масштабы катастрофы, представшей глазам, превосходили всё, что о ней писали и говорили.

Спасения не было нигде и ни для кого. Все, кто мог, уезжали, даже не страшась вертолетной пальбы и слухов, что с воздуха расстреливают всё, что движется. Кто сидит в наземном транспорте: дети, женщины, старики — на это сверху не смотрели, да и не могли оттуда ничего увидеть. Люди уносили ноги в Москву, в Штаты, на край света, к черту на кулички. Но большинство не имело ни средств, ни возможности уехать.

Какой выбор оставался таким, как он, Леча Кадиев? Опомниться и бежать, пока не поздно, подальше от увиденных ужасов? Если уж такова судьба чеченца, с которой он безуспешно пытается смириться, — бежать куда глаза глядят? Попытаться жить во имя чего-то большего, чем дележ малыми народами несчастного клочка загаженной земли? Вот это и был, пожалуй, самый разумный выход. К тому же отец хоть раз на своем веку отличился практичностью, которой, как и все в роду, чурался, потому что ничего не умел делать наполовину. Какое ни есть, но имущество — сначала грозненское жилье, а затем и московское — с помощью родственника отец смог продать, средства сберег на счетах — частично в Москве, частично за границей. На первое время этих денег было достаточно, чтобы, предав проклятию нелюдей и весь тот ад, который они сотворили совместными усилиями, попытаться зажить как все нормальные люди. Однако это означало бросить своих на произвол судьбы, смириться с пожизненным бесчестьем, к высшей мере наказания приговорить свою душу…

Кто и над кем одержал победу? Чеченцы над русскими? Чеченцы над самими чеченцами? Русские над чеченцами? Русские над другими русскими? Где пролегла граница лицедейства, подлости и бесчестья? Ведь и тех и других еще с начала первой войны отоваривали оружием с одних и тех же моздокских складов. Предательство, издревле презираемое на горящей земле, стало нормой. Жизнь человека теперь ценилась не выше жизни бездомной собаки. И что ужасало больше всего — зло сеяли все в одинаковой степени. С русской солдатней всё обстояло просто. Люмпены сроду. Слуги дьявола, имя им легион. Склонявшие голову под знамя сатаны получали по заслугам. Этой братии мстит обычно сама история, не одну великую нацию она привела к плачевному финалу — к тлену, к праху, к руинам. Но только ли от русских страдали чеченцы? Кто же теперь вознамерился сжить их со свету? Опять судьба? Свои же выродки? В таком случае получалось, что они тоже вершат волю Аллаха… Не верилось. Страшно было даже пытаться поверить в это. Как мог человек, живший на одном клочке земли со дня окончания потопа, генетически лишенный способности пресмыкаться и смерть почитающий выше бесчестья, — как он мог не держаться зубами за этот клочок земли?

Продавшийся нохчо — нет существа более падшего. Но имя и таким — легион. Подлость некоторых, помноженная на всеобщую родовую наивность, — вот что привело к трагедии. Большинство таким образом оказывалось приговоренным к тому, чтобы жить в заблуждении. Ничуть не меньше, однако, заблуждались узколобые русские военачальники, отрицавшие явное. Заключалась же явь в том, что методом кровопускания старый одряхлевший организм не вылечить. Нет тот организм. И не тот век на дворе. Да и что осталось от вчерашней империи, учрежденной сатаной и его сподручными, во имя которой по сей день совершалось столько зла? Прах один, одно название… Это был мир, лишенный настоящего, потому что не было настоящего у империи зла. Мир без Бога и без смысла, потому что у падших, лишенных всего, в том числе будущего, нет нужды ни в Боге, ни в смысле…