Халява - [3]

— Серж, ты человек! Человечище! — радостно заревел Мишка, видимо пивасик начал действовать.

— В зал, уроды! Там ценников — тьма! Пошевеливайтесь! — по-отечески прикрикнул я. Они хоть и раздолбаи, но все-таки нормальные пацаны.

— Серега! — в подсобку заглянул Санек Маменко. — Выйди, там к тебе корефуля пришел.

— Кого еще принесло? — задумчиво буркнул я, выползая в зал.

Возле прилавка ошивался низкорослый пожилой субъект, с багровой морщинистой физиономией любителя «Зеленого змия». Завидев мою персону объект оживился, облизал потрескавшиеся оладьеподобные губы и, надувая пузыри из клейкой слюны, прошамкал:

— Сережка, друг!

После этого он схватил своими заскорузлыми грязными ручонками мою ладонь и принялся её трясти. Меня слегка передернуло: нет, любитель, это слишком мягко сказано — настоящий профессионал Бахуса, но я нашел в себе силы и приветливо улыбнулся:

— А, Федор, здорово, корефуля!

— Сережка, друг, ты один меня понимаешь! Поэтому я к тебе…

" Ко мне он! — мысленно усмехнулся я. — К кому же еще ты пойдешь?"

Федор — дворник нашего магазина, подрабатывающий на полставки еще в десятке мест, искренне считал меня своим другом лишь за то, что я всегда занимал ему денег на опохмел. Так уж получилось, что я никогда не отказывал этому, в общем-то, безобидному пьянчужке. К тому же Федор, как ни странно для синегала, всегда отдавал долги. А если и задерживал, то всегда считал своим долгом зайти и предупредить, чтобы я подождал несколько дней. В отличие от своих друзей, таких же пропойц, как и он сам, Федор пробухивал свои, кровно заработанные деньги, никогда не опускаясь до банального попрошайничества. За это я его уважал, если можно это определение применить к опустившемуся человеку. Дворник лечился от алкоголизма множество раз: зашивался, кодировался, сдавался в ЛПД и КНД, но проходил месяц-другой, Федор срывался и уходил в запой. Но, как ни странно, на работу он выходил даже подшофе, и делал её как положено. Поэтому и занимал я дворнику деньги в любое время. Без сотни-другой от меня не убудет.

— Занять? — спросил я дворника.

— Ни! — мотнул Федор головой. — Я же тебе еще должен.

— Отдать что-ли пришел?

— Ни! — опять замотал головой алкаш. — Пока нету! Как только зарплату дадут — враз верну, ты же меня знаешь!

— Тогда чего от меня нужно?

— Я тут с утра возле казино подметал, — заговорщически прошептал он. — Во чего нашел…

Федор разжал кулак, демонстрируя мне находку: на его грубой мозолистой ладони лежал невзрачный перстень-печатка из тусклого червленого металла, то ли серебра, то ли мельхиора. Ободок перстня и скоба были украшены арабской вязью. Центр — двумя треугольниками, входящими друг в друга и образующими шестилучевую звезду, в каждом луче которой был помещен непонятный символ. В центе звезды — большой зеленый камень, похожий на бутылочное стекло. Я взял перстенек в руки, покрутил его, пытаясь найти пробу, ведь даже на мельхиоре ставят соответствующий оттиск. Так ничего и не обнаружив, я вернул находку Федору.

— Бижутерия! — пренебрежительно сказал я. — Так, фитюлька!

— Не нужна? — искренне огорчился дворник.

— Да зачем он мне? Был бы еще золотой, а так…

— Подаришь кому-нибудь, — не унимался дворник.

— Кому? Хотя… Племяшу, может, подогнать? Он любитель всяких цепей и колечек с черепами, рокер недоделанный!

— Так возьмешь? — расцвел дворник.

— Ладно, — махнул я рукой, возьму! Доброта меня погубит! Чего хочешь за него?

Дворник вновь облизал губы и задумался, сложив их трубочкой:

— У… На шкалик дашь и нормально!

— Вот что, Федор, — произнес я, доставая деньги, — держи три сотни…

— Ни-ни! — замахал руками дворник. — Много этого!

— Ты мельницей не прикидывайся — бери, пока даю! И долг я тебе твой прощаю! Вдруг болт все-таки серебряный…

— Сережа, друг! — воскликнул дворник, пряча трясущейся рукой деньги в карман давно не стираной робы. — Ну, выручил, ну… А если все-таки не серебро? — неожиданно задумался он. — Тогда я тебе эти три сотни верну! Ты не сумлевайся!

— Не серебро, так не серебро! Мы с тобой в расчете! Ладно, топай, давай! Тебя уже, небось, корефули заждались?

— Ну, я побежал? — дворник преданно посмотрел мне в глаза.

— Ты еще здесь? — приподнял я одну бровь.

— Понял! Исчезаю!

Когда счастливый Федор вышел из магазина, ко мне подошел Санек:

— Чего там тебе на этот раз Федор сосватал?

— Да вот, болтяру притащил.

Я показал перстень Маменко.

— Раритетная вещица, — усмехнулся Санек. — Серебро?

— Да хрен его знает, пробы нет, — признался я. — В обеденный перерыв сгоняю в ломбард к Петьке. Пусть посмотрит.

— Ну-ну, — философски хмыкнул Санек и отправился раскладывать ценники.

Я примерил перстень на безымянный палец левой руки — печатка подошла идеально, будто по мне "шитая".

— Ну-ну, — тоже хмыкнул я, снимая перстень и пряча его в карман.

К двенадцати покупатели пошли валом, и я до самого обеда не вспоминал о своем приобретении. Быстренько перекусив, я решил не откладывать визит в ломбард, благо сие заведение находилось неподалеку — в ста метрах от магазина. Рулил в ломбарде мой однокашник по институту — Петька Панкратов. Если у меня возникали вопросы по драг. металлам я всегда шел к нему за советом. Он также прислушивался к моим советам, если собирался приобрести что-нибудь из бытовой техники. Такое вот взаимовыгодное сотрудничество. В ломбарде царила мертвая тишина и полумрак. За конторкой сидел Петька и что-то рассматривал в лупу.