Расклад выглядел удивительным. Особенно последний вывод. Впрочем, по-французски сама изначальная формулировка насчет невезения прозвучала немного банальнее: «quand on a pas de chance…» Что-то похожее я уже однажды слышал, и вряд ли я верил в подобные упрощения. Но я призадумался.
После паузы я сказал попутчице, что я знаю немало по-настоящему хороших людей, которым в жизни очень не повезло, а некоторым вообще никогда не везло, и в чем она права — по совершенно необъяснимой причине. Но не упрекать же людей в том, что они не смогли восстать против судьбы или рока. Человеку это не по силам. Да и способны ли мы осознать это в нужный момент?
В ответ она одарила меня грустной улыбкой и не стала развивать свою мысль дальше. Наверное, ей показалось, что я не понял главного. Опыт — опытом, а шишек и эмигрант должен набить себе положенное количество. Она решила, что мне еще наживать его да наживать?
Нас неожиданно что-то разъединяло. И я вдруг почувствовал, что мне нужно прожить еще лет десять, двадцать, а то и больше, чтобы понять ее ненавязчивое и в чем-то по-настоящему доброе молчание. Мы обменялись визитками и в дискуссии больше не углублялись…
Мою спутницу встречали друзья или знакомые — немцы, работающие в своем посольстве. Мы распрощались на том самом лобном месте Домодедовского терминала, при выходе из таможенного зала, где вскоре после этого, как раз в то же самое время дня, подорвал себя поясом камикадзе, а заодно и целую толпу таких же, как мы, рассеянно бредущих непонятно куда новоприбывших, и тут же сбившихся в кучу встречающих. В последующие дни, как и все под впечатлением от услышанной новости, я послал моей попутчице короткий мейл по этому поводу. Мы с вами, мол, пожали друг други руки на том самом месте… Заодно я поздравил ее с наступившим Новым годом. До конца января еще оставалось пару дней, и приличия позволяли это сделать.
Она тоже ответила поздравлениями, но по-английски. А по-французски дописала короткую фразу: «Вот видите, как некоторым везет и как в мире всё не случайно…»
Не прошло и года, как Валентина вышла замуж. Как до меня дошло — за бывшего военного, человека простого и немолодого, занимавшего какую-то скромную должность при Госдуме, но далекого от политики и от «собачьих свар», как в то время выражались некоторые мои знакомые.
А еще через год я узнал, что она тяжело заболела. Болезнь оказалась неизлечимой. Диагностику сделали поздно, уже на последней стадии. Решившись на последнюю крайнюю меру, родственники положили ее в известную берлинскую клинику…
Тягостным раздумьям опять не было конца и края. Как быть? Поехать, увидеться? Встретиться с мужем? Постараться помочь Серафиму? Но чем именно? И когда я наконец собрался и принял решение, было как всегда слишком поздно. Тела ее в клинике уже не оказалось. Ее увезли…