Халиф на час - [106]

Потом Абу-ль-Хасан возвратился во дворец и стал жить подле халифа, и халиф полюбил его великой любовью, ибо Абу-ль-Хасан был весельчак и остряк и мог рассмешить даже скалу. И с каждым днем увеличивалась любовь к нему и приязнь, особенно со стороны халифа, который от великой привязанности стал брать его с собой на все собрания; даже когда он находился у Ситт Зубейды, дочери своего дяди, он посылал за Абу-ль-Хасаном, чтобы тот сидел с ним. А халиф рассказал Ситт Зубейде обо всем, что произошло с Абу-ль-Хасаном и случилось с ним: как тот стал халифом, а потом попал в бесноватые и претерпел в больнице великие мучения, и когда Ситт Зубейда услышала, что произошло с Абу-ль-Хасаном, она много смеялась. И каждый раз, как халиф отправлялся к Ситт Зубейде, он брал Абу-ль-Хасана с собой.

И в один из дней Ситт Зубейда — а она очень любила Абу-ль-Хасана, как и халиф, — сказала халифу: «О повелитель правоверных, ты, видно, не смотришь на Абу-ль-Хасана. Каждый раз, как он ко мне входит, он не спускает глаз с моей невольницы Наджмат ас-Субх. Я думаю, он отдал ей свое сердце и хочет на ней жениться». — «Возможно, что ты недалека от истины в том, что говоришь, — молвил халиф, — и он в своем праве, так как я обещал отдать за него эту девушку или одну из тех, что ему понравились, когда он увидел их в вечер своего халифства. Когда я его спрашивал, будучи у него в гостях, после того как он был халифом и видел всех моих невольниц, он мне сказал: «Я хотел бы, чтобы была мне женой одна из девушек, которых я видел во сне и которые мне понравились, когда я грезил и видел себя халифом». И я обещал ему ту из них, что придется ему по сердцу, и обязательно должен исполнить обещание и отвести его к девушке, которую он хочет и которая ему нравится. Но ты оказала мне великое благо и напомнила, что его надо женить. Не знаю, как я забыл это дело, ведь я прежде всего должен был его женить. Однако теперь, когда я понял, что его любовь — Наджмат ас-Субх, я женю его на этой девушке. Но нам следует посмотреть, что у него на сердце и есть ли у нее влечение к нему. Ведь оба они, слава Аллаху, живут недалеко от нас». А эта беседа халифа с Ситт Зубейдой происходила в присутствии Абу-ль-Хасана, который сидел и слушал весь разговор. И когда халиф кончил говорить с Ситт Зубейдой, Абу-ль-Хасан поднялся, отвесил им поклон, поцеловал перед ними землю и поблагодарил их за милость. Он восхвалил халифа, и произнес хвалу Ситт Зубейде за ее приязнь к нему, и молвил: «Раз уже повелитель правоверных оказал мне милость и Ситт Зубейда уступает мне свою невольницу Наджмат ас-Субх, то я скажу, что люблю ее всем сердцем и жажду, чтобы она стала мне женой, но я не знаю, есть у нее ко мне влечение или нет».

И когда Абу-ль-Хасан кончил говорить и высказал халифу и Ситт Зубейде свое желание жениться на Наджмат ас-Субх, они послали за девушкой и спросили ее, угоден ей Абу-ль-Хасан или нет. И девушка не дала им ответа, а только улыбнулась и засмеялась, и лицо ее так зарделось от смущения, что стало алым, как кровь, и халиф с Ситт Зубейдой поняли, что Абу-ль-Хасан ей угоден. Тогда халиф велел готовиться к свадьбе, и так и сделали, и состоялись во дворце свадьба и великолепное торжество. Ситт Зубейда с избытком одарила Наджмат ас-Субх и пожаловала ей много золота и драгоценностей из уважения к халифу, который так любил Абу-ль-Хасана, и халиф тоже подарил и пожаловал Абу-ль-Хасану много драгоценностей и денег выше всякого описания, — из уважения к Ситт Зубейде, которая так любила Наджмат ас-Субх, свою невольницу. И служанки собрались, и взяли Наджмат ас-Субх, и обрядили ее, и украсили, и отвели в покои Абу-ль-Хасана в пышном шествии с пением, музыкой и плясками, под звуки инструментов, со всеми прочими забавами и увеселениями. Свадьбу Абу-ль-Хасана играли в течение месяца, и халиф с Ситт Зубейдой каждый день одаряли их чем-нибудь новым, а потом Абу-ль-Хасан вошел к Наджмат ас-Субх и взял ее девственность, и она тоже полюбила его и была ему рада. И они зажили вместе приятнейшей жизнью, веселые и довольные, и невольницы прислуживали им, и им приносили из покоев халифа тончайшие кушанья и самые сладкие напитки. И не было у них недостатка ни в чем — ни в увеселениях, ни в развлечениях, и Наджмат ас-Субх, поужинав со своим мужем Абу-ль-Хасаном, брала лютню, и пела, и веселилась, и Абу-ль-Хасан тоже веселился, и оба они едва не улетали от радости, глядя друг на друга, так сильно они любили один другого.

И так они прожили некоторое время, производя большие расходы, не думая о последствиях и тратя без счета, пока не кончились все их деньги. И вот в один из дней явился к ним ювелир и потребовал плату за драгоценности, которые Наджмат ас-Субх у него купила в день своей свадьбы, и они опустили руку в копилку с деньгами, и оказалось, что там осталось только немного — как раз столько, чтобы отдать ювелиру его деньги. Они заплатили ювелиру сколько следовало, и остались сидеть с пустыми руками, без единого гроша, и огорчились, и опечалились из-за этого случая, и положение их могло вызвать только жалость. Тут Абу-ль-Хасан вспомнил, что халиф говорил ему: «Я буду давать тебе на расходы из своих рук», — и счел было правильным пойти к нему попросить, но потом обратился к своему разуму и сказал себе: «Может быть, халиф вспомнит, как много он дал мне денег, и ему станет тяжко из-за моего великого мотовства». А при их бракосочетании и после него халиф с Ситт Зубейдой дали им много денег, но они, по великой расточительности, спустили эти деньги в самое короткое время, так что Абу-ль-Хасан побоялся и постыдился пойти к халифу и попросить его, и Наджмат ас-Субх тоже было стыдно просить чего-нибудь у своей госпожи Ситт Зубейды. И Абу-ль-Хасан сказал Наджмат ас-Субх: «О Звездочка, я не могу просить денег у халифа, и ты тоже не можешь просить у Ситт Зубейды. Правда, Звездочка, халиф говорил мне: «Приходи каждый раз, как тебе понадобятся деньги, и не проси у казначея, а проси у меня», — но мне стыдно, и я боюсь, как бы он не подумал: «За короткое время я дал ему много денег, и он уже успел их истратить». — «И мне тоже пришла та же самая мысль, я боюсь, что если я пойду к Ситт Зубейде, она скажет: «Ты уже успела истратить все деньги, которые я тебе дала», — и у меня, любимый, такие же опасения, как у тебя», — ответила Наджмат ас-Субх, и Абу-ль-Хасан молвил: «Раз нам трудно обратиться к ним с просьбой и мы боимся, что нас спросят: «Куда вы девали деньги, которые мы вам дали?» — то я придумал хорошую хитрость, забавную шутку, которая поможет нам добыть у них денег без стыда и смущения. Но дело это должно исходить от меня и от тебя, и необходимо, чтобы ты мне помогла». — «Я к твоим услугам, о Абу-ль-Хасан, упаси боже, чтобы я тебя в чем-нибудь ослушалась, и моя душа — выкуп за тебя», — сказала Наджмат ас-Субх, и Абу-ль-Хасан воскликнул: «Очень хорошо, Аллах да продлит твой род, о дочь благородных! Я уверен в твоей любви ко мне! Посмотри, какую шутку я намерен устроить: умри сначала ты, а потом я тоже умру, и каждый из нас будет умирать по очереди, смешным и забавным способом. Такая проделка повеселит халифа и Ситт Зубейду, а мы раздобудем денег». — «Послушай, Абу-ль-Хасан, — сказала Наджмат ас-Субх, — я повинуюсь тебе во всем, но что касается смерти, то это вещь невозможная. Если ты хочешь умереть — умирай, хоть это и будет мне очень тяжело, а что до меня, то я умирать не хочу». — «Поистине, ты с ума сошла! — воскликнул Абу-ль-Хасан. — Ум у тебя женский, а все вы повреждены в уме, и я тебя не упрекаю. Горе тебе, как же это мы умрем! Ты думаешь, каждый из нас сам себя убьет и умрет? Как можно! Это вешь противоестественная! Хитрость, которую я придумал, не в том, что я убью себя и умру или ты убьешь себя и умрешь! Послушай-ка, как я намерен устроить эту знатную шутку и забавную хитрость». — «Раз это игра, в которой нет смерти, то я к твоим услугам во всем, что захочешь, — сказала Наджмат ас-Субх. — Ты знаешь, что жизнь всем дорога, и не думай, будто я отказалась умереть потому, что я лучше тебя! Упаси боже! Но как я тебе сказала, жизнь дорога, и мне стало тяжело, когда я услышала, что ты хочешь умереть». — «Нам нет нужды много разговаривать, и теперь не такое время, чтобы болтать попусту, — молвил Абу-ль-Хасан. — Я расскажу тебе, что собираюсь делать. Я лягу здесь, посреди комнаты, а ты принеси большое одеяло, заверни меня в него, опусти тюрбан мне на лицо и поверни меня в сторону кыблы, точно я мертвый, а когда покончишь со всем этим, надень какую-нибудь из своих вещей, старую, ветхую, и пойди к Ситт Зубейде с плачем, и бей себя по лицу, и рви на себе одежду. Скажи ей, что я умер, и я уверен, что, когда она это услышит, она даст тебе много денег на погребение и подарит отрез шитой золотом материи, чтобы положить его на носилки с моим телом. Тогда мы добудем и денежки, и прекрасную одежду взамен старой, которую ты на себе разорвешь». — «Слушаю и повинуюсь, — воскликнула Наджмат ас-Субх. — Клянусь Аллахом, Абу-ль-Хасан, это ловкая проделка!»