Хакер Астарты - [72]

32

В «Богах Ханаана» на французском 256 страниц. Это роман. В нем есть главный герой, называемый то Д-н, то Далет-Нун. Локтев в конце тридцатых расшифровал несколько ханаанских табличек и отыскал в них этого бога, имени которого не смог прочесть, потому что таблички были написаны алфавитным письмом с опущенными гласными. Некоторые специалисты считали выводы Локтева слишком поспешными. Он, кажется, напечатал две статьи в археологических журналах и написал этот роман. У романа есть сюжет: Далет-Нун вступил в связь с земной женщиной. Жена, богиня плодородия Астарта, ревновала и устраивала козни. Начало романа я уже привел. Мне кажется важным один отрывок.

«Умирая и становясь богами, земные твари делаются не лучше, а хуже, чем были при жизни. Д-н похож на Вожака, но он кровожаднее, его алтари черны от мух, тучами облепляющих телят, быков, а изредка — мальчиков-первенцев. Через две-три сотни лет Иегова запретит Аврааму жертвовать сына, а Д-ну только давай. Он ненасытен. Он еще зверь, хоть те, кто несут ему жертвоприношения, — уже не стая, а племя. Жертвоприношение, вроде бы, признак разумности. Это так и есть у жены Д-на, богини плодородия, благодеяния которой пропорциональны величине приношений. Но у Д-на не совсем так. Он не торгаш и не господин, он все еще в чем-то Вожак, и кровь, которую он пьет, должна иметь привкус вражеской. Как Вожак, он подозрителен, ревнив и не терпит соперничества. Ужас, который он вселяет, на пике своем граничит с восторгом, и этот восторг, почти не отличимый от ужаса, для него сладок, как кровь жертв.

Племена других средиземноморских богов поливали жертвенных телят, овец и коз не кровью, а вином из кувшинов с узорами. Их изнеженные боги любили изысканную еду и платили за нее привязанностью. Может быть, поэтому племена растеряли свою союзность, растеклись с севера на запад и на юг, по склонам к морю, скапливаясь в любой низинке. Как лужица, обособившись от других, затягивается зелено-желтой болотистой ряской, каждый город побережья обрастал своими обрядами, истуканами и кумирами. Люди смелые и предприимчивые, мужчины этих племен сновали с товарами по морю, вьючили тюками ослов на дороге, которая и тогда была древней, петляя вдоль моря с юга на север так, как легла когда-то брошенная Кидóй плита.

Д-ну не хватало в них жертвенности. Для него союз — это не сделка, это чувство, что он, Д-н, — народ, а народ — он. Это нерадостное чувство. Нет радости у матери и отца, когда брызжет под ножом кровь их ребенка. Их чувство выше радости и выше горя.

Спору нет, став оседлым, его народ стал сытнее и разумнее. Люди моря еще помнили времена, когда они заключали союз с рыбой, и навигационное чувство было так же присуще рыбакам, как перелетным птицам, а если кто-нибудь из племени, даже среди женщин, оставшихся на берегу, нарушал малейший из обычаев, рыба Батндон, огромная, в рост верблюда, всплывала в закатное небо, и рыбаки возвращались без улова или шли на дно. Но колосок ячменя — не рыба, заключать с ним союз бессмысленно, колосок слишком зависит от дождя и грозы, мух и саранчи, птиц и зверей, и Астарта впустила в дом мужа грязную, жадную и веселую толпу божков и демонов. Ревнивые, обидчивые, капризные, они ссорились друг с другом, угодить надо было всем, честные ханаанеяне не знали, кому служить и кому приносить жертвы. Астарта призвала из их числа жрецов, чтобы не утруждать себя общением с каждым. Связь людей с богиней стала осуществляться через посвященных, обученных всем тонкостям церемонии, люди чтили знания жреческой касты и сохранили это до наших дней, когда она стала называться наукой.

Не нравилось это Д-ну. Жена своевольничала. Деловая, быстрая, она успевала все и днем и ночью. В праздники плодородия омывала водой алтари, жертвенные крюки и стоки для крови, острила ножи храмовых служек и золотила одеяния седобородых жрецов, знающих и ханаанский алфавит, и мудреную шумерскую клинопись, и небесные сферы халдеев. Проверяла, натерлись ли блудницы мыльным корнем, смягчили ли кожу кунжутным маслом, крыты ли позолотой их ногти. Хлопая крыльями орлов, изгоняла змей и шакалов из священной дубовой рощи.

В то утро вместе со жрецами обошла хлев, загон для овец, кузницу и гранильню. Осмотрела Дом Брачующихся, где в алебастровых вазах стояли свежие ветви, а на блюде лежали финики и гранаты. Проверила амбар и цистерну с водой, на что-то рассердилась, и сразу засуетились жрецы и забегали служки. То ли воды не хватало, то ли зерна, то ли огонь в жертвеннике был недостаточно дымным.

К вечеру служки наполнили цистерну, воскурился сладостный дым, в Священной роще улеглись под старыми дубами тени. По белым керамическим плитам фигуристым шагом прошествовал жрец, узкой хвостообразной бородой похожий на халдея. Храм наполнился гостями, их веселое дыхание колыхало воздух и было слышно от подполья до крыш, шелестело праздничным вкусным сором во дворе и в каждом покое, зудело в рогах, лохматило и вздымало хвосты, раздувало одежды, звенело медными ножами, ухало барабанами из коровьей кожи — боги дождя и грозы, войны и мира, мудрости и военной доблести, боги-врачеватели и боги-кормильцы, повелители мух и саранчи, птиц и зверей, демоны дубрав и горных источников отдавали почести хозяйке, и уже нельзя было понять, ей ли молились прежде люди в звериных шкурах, перед ней они трепетали или перед ее матерью Инанной, или перед матерью матери, Аруру, или перед древнейшей матерью Мамет, память о которой стерлась. И тогда, легко касаясь сандалиями воздуха, Астарта поспешила к мужу.