Хаидэ - [9]

Дальний топот прервал его мысли. Копыта их коней уже не заглушали погони. А вечер как назло не торопился. Все также плавало над травами прозрачное серое покрывало сумерек. И полная луна светила все ярче, обещая ночь светлую, как пасмурный день.

Сзади раздался крошечный торжествующий крик — их заметили. Стук дальних копыт сразу усилился, будто протянулась между ними и преследователями невидимая крепкая нитка.

— Уйдем, — сказала княгиня, успокаивая, — у нас, хорошие, кони…

Наддала пятками и Цапля полетела вверх по склону пологого холма. Прятаться уже было бесполезно. Вниз летели так, что ветер свистел в ушах, билась о плечи Техути упавшая с головы шапка, натягивая по горлу сыромятный шнурок. Крики отдалились, а потом снова закололи уши, когда всадники, достигнув вершины, тоже рванулись вниз. И, послышалось или нет — к ним прибавились женские испуганные вскрики и грубый смех.

Впереди темно маячили три холма, уже посеребренные с одной стороны мягким, но безжалостным светом луны. Три Царя называли их и, чтобы не беспокоить мертвых, объезжали стороной, рассказывая о курганах старую легенду. Царь-отец, Царь-брат и Царь-сын возносили к вечернему небу почти одинаковой высоты круглые сутулые плечи, на среднем — вырвались из земли корявые древние камни.

Ахатта, обогнав Крылатку, понеслась рядом с княгиней, поддавая пятками гнедого Шалфея. Засопел рядом Убог, подхлестывая тяжеловатого, как он сам, Рыба. Но хоть и большой, Рыб шел мерно и неутомимо, мелькая рядом с ногой Техути белесым коленом.

— Хей-го! — кликнула вдруг Ахатта, оглянулась, скалясь. Подняла руку, показывая преследователям неприличный знак. Четверка плавно и неумолимо уходила вперед, и перестук копыт звучал утешающей музыкой, полной бесконечной силы. Оторвались, понял Техути, направляя Крылатку вслед за Цаплей, не догонят.

— Хей, — подхватила княгиня, уже дурачась, вся в пылу бега, и вдруг замолчала, не докричав. Споткнулась Цапля, часто перебирая тонкими ногами, всхрапнула и изогнула голову, недоуменно косясь на хозяйку. А та припала к шее, обхватывая, и застонала, сползая на сторону.

— Что? — зло крикнула Ахатта, натягивая поводья и танцуя вокруг, — да, что?

Крылатка сходу обогнал женщин, рассыпались рядом шаги Рыба. Техути приподнялся в седле, поворачиваясь назад. В плывущих сумерках, достигнув почти вершины холма, Цапля стояла, нервно перебирая ногами, Ахатта свесилась, придерживая княгиню. А та, цепляясь за поводья, выпрямилась и простонала:

— Вперед! Давай!

— Нет! — закричала Ахатта, — нет!

— К вершине! — Хаидэ вырвала руку, выпрямилась, обратив к сестре перекошенное болью лицо, — убери лапы, вверх, быстро!

Всхлипнув, Ахатта бросила подругу и поскакала к валунам, торчащим на макушке холма.

— Убог! Лошадей, — княгиня отрывисто бросала слова в промежутки между ударами копыт, — уведешь. Жрец, наверх, за камни. И прыгай!

Техути молча рванулся за Ахаттой, скрывшейся в нагромождении камней. За двумя огромными валунами уже стояла черная тень, но луна ползла по небу, делая ее меньше. Жрец, проведя Крылатку по каменной крошке, спрыгнул и протянул повод подскакавшему Убогу. Тот сжал в руке кожаный ремень, пригибаясь к шее Рыба. И наконец, осторожно ступая, мелькнула в черноте белая Цапля, мотая головой, встала, ожидая, пока хозяйка сползет с мягкого седла. Перехватив повод, Ахатта бросила его бродяге. Убог двинул коня чуть в сторону, лунный свет упал на блестящую шкуру Рыба и на всадника, что выпрямился, поднимая руку.

— Хей-хей-го!!! — заорал Убог и княгиня, падая на колени, придерживая живот, вдруг подхватила, а за ней следом закричала Ахатта, множа крики:

— Хей! Хей! Го! Пошел!

Держась на краю тени и света, Убог рванулся вниз по склону, три лошади, еле видные в длинной тени, гулко застучали копытами, перебивая крики. А снизу к вершине уже накатывался топот, мужчины в седлах кричали торжествуя и угрожающе, летели, казалось, прямо на камни, за которыми в черной тени прижались друг к другу трое, но не дойдя, пронеслись рядом и стали удаляться, преследуя топот копыт уводимой Убогом четверки.

Крики стихали. Техути, обнимая за плечи дрожащую княгиню, которую сотрясали короткие мощные схватки, скручивающие напряженное тело, выдохнул и открыл рот — сказать. Но Ахатта схватила его за другую руку, дернула резко. Он замер, сжимая челюсти.

С обратной стороны камней снова возник топот, уже неторопливый. Эхо прыгало, разнося голоса и вдруг снова — женский стон, а поверх него — издевательский смех.

— Магри, тут встанем! — крикнул мужчина и тяжело спрыгнул, выругался, видимо ушибив ногу, засмеялся в ответ на подначки других, возбужденно, все еще в горячке погони. Мужчины заходили, топая, коротко заржал конь.

— Пониже пустите, тут хорошая трава. Эй, Горта, наломай хворосту.

Тот, что отдавал приказы, говорил отрывисто и свободно, зазвенел упряжью, видимо, снимая с лошади седло. Мужчины переговаривались, а трое за камнем прижимались друг к другу, не дыша. Сколько же их, с тоской подсчитывал голоса Техути. Трое, вот еще голос, совсем мальчик. И стонет женщина.

Под его рукой плечо княгини закаменело, он почувствовал — совсем перестала дышать, пережидая очередную схватку. Четверо мужчин, воины, не выдохлись, и сейчас они их найдут. Найдут Техути, вооруженного коротким мечом, Ахатту с кинжалом в ножнах на поясе, а лук остался притороченным к седлу Шалфея. И рожающую женщину, чтоб взяли ее бесы…