Хаджи - [19]

— Мне нужен Хани, — сказал Гидеон.

— Он был на своем собственном поле, а на него напала дюжина ваших людей, — автоматически произнес Ибрагим.

Гидеон ответил обезоруживающей улыбкой, той же самой пренебрежительной улыбкой, как три года назад.

— Если так, правосудие пойдет своим ходом. Он получит справедливый суд.

— Нет. Вся эта история — ваша выдумка, чтобы оправдать то, что вы нас оставили без воды.

— У тебя два выбора, — сказал Гидеон, игнорируя слова Ибрагима. — Я знаю, что Хани прячется у Ваххаби. Я сорок дней и ночей ел в палатке шейха Аззиза. Мы с ним братья. Или Хани вернут и он пойдет под суд, или мои друзья среди Ваххаби проследят за тем, чтобы его выгнали в пустыню.

Еврей заманил Ибрагима в слабую позицию. Он знал, что Гидеон знает, что он никогда не сможет согласиться вернуть Хани, чтобы отдать его под суд. Так Ибрагим потеряет лицо перед своими людьми. Будет гораздо лучше позволить бедуинским друзьям Гидеона позаботиться о нем. Ему придется разделить с Гидеоном тайну. Он будет обязан еврею. Пока евреи владеют его водой, он у них в двойном долгу. Ты можешь пройти перед врагом, когда ты голоден, но не когда ты гол…

— Черт с ним, с Хани, — сказал Ибрагим. — Пусть грифы гложут его кости.

— Ваххаби получат письмо сегодня вечером, — сказал Гидеон.

— Никто не должен знать, — произнес Ибрагим.

— Пустыня все скроет, — ответил Гидеон.

— Вы не можете воспользоваться тем, что Кабир нас обманул, — взмолился Ибрагим. — Ведь мы в Табе больше тысячи лет. — Он преувеличил на несколько столетий.

— За вашу воду надо платить, — твердо сказал Гидеон.

— Но мы же очень, очень бедны.

— Насколько я понимаю, ты лично вполне разбогател.

— Я на шантаж не поддамся, — сказал Ибрагим, и его доблесть медленно выступила из пор.

— Если ты не нашел способа выбить воду из скалы, пакуй свои вещи.

— Назови свою цену! — прошептал Ибрагим, и страх овладел им.

— Мир.

— Мир?

— Мир.

— И все?

— Все. Вентиль, который направляет воду в Табу, останется открытым до тех пор, пока вы не делаете набегов на наши поля, не стреляете в нас и никогда больше не прикоснетесь ни к одному из моих людей.

Доблесть Ибрагима быстро вернулась к нему.

— Что ты мне дашь, если я приму твои требования?

— Ту самую воду.

— Мне нужна бумага, чтобы всем ее показать. Дай мне бумагу, и я согласен.

— Мы уже легализовали ваши права. Они в папке в земельной конторе. Ваша вода зависит от того, будете ли вы выполнять соглашение. Что-нибудь не так?

— Я понял, — капитулировал Ибрагим. Он почувствовал такое облегчение, что пожал Гидеону руку, как при заключении сделки. — Как мы узнаем, что там достаточно воды? В жаркие месяцы поток иссякает, а мы видим, что вы сооружаете одну из этих огромных водонапорных башен.

— Мы два года обмеряли ручей. Для нынешних нужд его достаточно. Однако мы вскрываем новые площади и хотим попробовать дождевание. Под террасами мы построим плотину и резервуар. Вместе с зимними потоками будет достаточно воды — для мирных соседей — на это столетие.

Плотина! Резервуар! Удивительно. До чего изобретательны евреи!

— Раз уж ты здесь… Ваши пастухи сломали ограду на вашем южном пастбище, где оно граничит с нашими северными полями. А ваши козы все рушат. Они своими копытами копают землю в поисках воды и уничтожают хрупкие насаждения.

Ибрагим старался не быть агрессивным…

— Но эти козы жили здесь тысячи лет.

— Козы — да, но земля — нет, — сказал Гидеон. — Я заметил, что ты осушал болото, и как я понимаю, это твоя личная земля. Если хочешь получить высокую прибыль, то я предлагаю тебе избавиться от коз и попробовать заняться тем скотом, который мы здесь завели.

Ибрагим решительно встал.

— Пойми, Гидеон Аш. Я заключил с тобой сделку, потому что у меня нет выбора. Нам ничего не надо, кроме нашей доли воды, которую у нас украли. Нам не надо вашего скота, ваших машин, вашей медицины. Вы обманываете себя, если в самом деле полагаете, что это страна молока и меда, как шпионы Моисея обманывали его. Ханаан всегда был пылью. Древние евреи из-за засухи бежали из Ханаана в Египет.

— Кое-чему мы, может быть, научились за последние три тысячелетия, — сказал Гидеон, — и может быть, настало и для вас время начать учиться.

— А может быть, вы научитесь тому, что то, чему Пророк повелел быть пылью, так и будет пылью. Подожди, пока не останется воды. Подожди, пока не придут землетрясения. Подожди, когда ваша медицина не сможет излечивать Божью кару. Подожди, пока солнце не взломает скалы. Они сломят и ваш дух тоже.

— Может быть, и Аллаху нужно немножко помочь, — ответил Гидеон. — Настала вам пора перестать перебирать кости мертвой земли.

— Дурак ты, Гидеон Аш.

— Мы собираемся быть соседями надолго, хаджи Ибрагим. Я надеялся, что ты желаешь лучшего для своего народа.

— Не от вас, — ответил Ибрагим и сел на лошадь.

— Надо нам встретиться. Нужно потолковать о таких вещах, как ограда и чума. Это касается нас обоих, — сказал Гидеон.

— Как я могу встречаться, если вы мухтаром выбрали бабу?

— Мы выбираем своих лидеров. Наши лидеры не выбирают нас, — сказал Гидеон.

— Совсем плохой порядок. Никогда не будет действовать, — сказал Ибрагим. — Я встречусь, но только с тобой и только на моем холме.