Хадасса - [8]
Ее животик прижат к стопкам работ на моем столе. Голова слегка наклонена влево. На виске — четко очерченная сине-желтая звездочка. И неизменно копна ее курчавых непослушных волос торчит как настоящий кустарник. Совсем близко, совсем тихонечко, словно в первый день, ее ротик сжимается, затем разжимается:
— Мадам, мне нехорошо. Можно я пойду домой?
— Нет, Хадасса. Сегодня контрольная по глаголам. Это очень важно.
Огорченная малышка возвращается на свое место. Не сводя глаз с учебника Бешереля, она утирает веки, несколько раз влево, несколько раз вправо, по кругу, насупившись. Через пять минут снова подходит.
— Я буду долго плакать, у меня уже глаза покраснели. Я буду плакать, потому что у меня очень болит живот, а секретарша Ривка, моя кузина, сказала, что в шестом классе, если у кого-то заболит живот, можно идти домой.
Притворное заболевание. Гримаса королевы в одиннадцать лет и два месяца. Хадасса знала, как добиться своего, и я с каждым разом все чаще и с большей легкостью уступала ее капризам.
В секретариате, расположенном на том же этаже в нескольких метрах от нашего класса, работали две молодые женщины. Лея, круглолицая, тонкобровая, крепкого сложения, нетерпеливая, порой резкая. Вышла замуж год назад, но под ее широкой блузой пока никаких признаков беременности, что было очень тревожно. Что касается Ривки, то она, довольно-таки худощавая и бледная, постоянно таскала в руках вышитый золотыми нитями носовой платок. Она была второй дочерью в семье, и ей пришлось дожидаться, пока не выйдет замуж первой старшая сестра Двора. Затем был отобран ее будущий супруг, господин, прибывший из Англии, как уточнили одиннадцатилетки под единственным во дворе деревом. «Мадам, Ривка помолвлена!» — сообщила Ити, держа в руке пончик с кремом. «А ты знаешь, как нам устраивают помолвку? Когда мама решает, что пришло время обручить дочь, она вызывает шадхана. — Проглотив кусочек пончика, девочка продолжила: — Шадхану должно быть больше тридцати лет, ему положено быть вежливым, носить бороду и длинные пейсы, а также у него должна быть закрытая машина, если у него ее нет, он не может быть шадханом. У шадхана есть книга со всеми данными о мальчиках и девочках, еще не вступивших в брак. Даже мы занесены в эту книгу. Он попытается отобрать лучшую пару, а потом пригласит родителей, чтобы они предоставили сведения о мальчике и девочке». Последний укус сладкого пончика. «Если родители согласны поженить своих детей, они идут к раввину, чтобы узнать, хочет ли он этого, если да, то родители и дети отправляются в отель вроде „Холлидей Инн“. Знаешь такие?» Облизывание пальцев. «В этот день в отеле девочка и мальчик разговаривают друг с другом, и первый вопрос, который задает девочка, касается того, будет ли он соблюдать законы Торы. Она спросит также, какого цвета чулки должна носить. В конце дня, если мальчик и девочка хотят пожениться, родители приглашают всех кузенов, тетушек, вся семья и две мамы готовят праздник, который называется тнаим, и именно тогда бросают на землю тарелку, означающую, что это официальная церемония…»
Когда Ити изобразила метательницу снаряда, одна из учительниц пришла за нами, чтобы рассадить по рядам.
Мы ждали Хадассу, чтобы раздать тесты. Некоторые девочки, опустив голову, все еще повторяли что-то, Ити, лежа на своей руке, следила за каждым моим движением, абсолютно одинаковые Блими и Гитл причесывались перед маленьким треугольным зеркалом, тогда как другие в двадцатый раз наполняли свои мусорные мешочки. Я встала и подошла к окну.
Фигурные листья дуба опадали порыжевшими блюдечками, а ствол клонился то вправо, то влево. За двором и оградой, на улице Доллар, я разглядела миссис Адлер и еще нескольких учительниц утреннего расписания, покидавших школу медленным и сдержанным шагом, слегка прижимая чемоданчики, которые несли под рукой. Дистанция между преподавательницами идиша и французского была бесспорной. Мне не удавалось ни заговорить с ними, ни встретиться взглядом. Из любопытства я без стеснения разглядывала их. Парики, доставленные из Индии и все без исключения подстриженные в каре на сантиметр повыше плеча. Плоские тщательно начищенные туфли, скромная бижутерия поверх застегнутых кофточек, чулки телесного, коричневого или каштанового цвета. Чулки миссис Адлер, выделявшиеся задним толстым и прямым швом, подчеркивали ее целомудрие, но, главное, ее приверженность традиции.
— Мадам! — позвала двенадцатилетняя Юдис, рисовавшая цветы вместо того, чтобы учиться. — Знаешь, что у нас сейчас 5765 год?
— Вот как? — ответила я с подчеркнутым удивлением.
— Да, у нас не такой календарь, как у тебя. 5765-й — это правильное время.
Вернулась Хадасса. Не поцеловав мезузу, она сбросила свой учебник на пол, скрестила руки на груди и застыла. Для этого ребенка время никогда не шло достаточно быстро. Кстати, она отмечала в календарике, сколько дней осталось до следующих каникул, и зачастую пересчитывала их несколько раз на неделе, посреди урока засунув голову в деревянную парту. Худышка Дасси любила наводить порядок на своем рабочем месте, укладывала все тетради внутрь, протирала деревянную поверхность парты, держа школьный ранец на коленях, смотрела на часы, висевшие за моей спиной над зеленой доской. Я не замечала этого поведения, столь свойственного Хадассе, обращалась ко всему классу, приказывала оставить на партах только карандаши и ластики, затем встать. Когда я раздавала листы, Хадасса поняла, что ей не открутиться, резко подняла руку и попросила разрешения прочесть
С кем отдыхают на Сардинии русские олигархи? Кому дарят желтые бриллианты Graff? Кто все больше заселяет особняки Рублевки? Кому, в конце концов, завидует каждая вторая особа женского пола? Ответ очевиден — шлюхам! Значит, нужно стать шлюхой? Или ею станет другая, которая чуть умнее тебя… Книга Мии Лобутич шокирует своей откровенностью, взглядом на мир изнутри. В ней — тонкая психология женщины, умело использующей свой главный дар и с его помощью добивающейся в современном мире всего, чего можно пожелать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Нетребо Леонид Васильевич родился в 1957 году в Ташкенте. Окончил Тюменский Индустриальный институт. Член литературного объединения «Надым». Публиковался в еженедельнике «Литературная Россия», в журналах «Ямальский меридиан», «Тюркский мир», «Мир Севера», в альманахе «Окно на Север». Автор книги «Пангоды» (Екатеринбург, 1999 г). Живет в поселке Пангоды Надымского района.
Онора выросла среди бескрайних зеленых долин Ирландии и никогда не думала, что когда-то будет вынуждена покинуть край предков. Ведь именно здесь она нашла свою первую любовь, вышла замуж и родила прекрасных малышей. Но в середине ХІХ века начинается великий голод и муж Оноры Майкл умирает. Вместе с детьми и сестрой Майрой Онора отплывает в Америку, где эмигрантов никто не ждет. Начинается череда жизненных испытаний: разочарования и холодное безразличие чужой страны, нищета, тяжелый труд, гражданская война… Через все это семье Келли предстоит пройти и выстоять, не потеряв друг друга.
Десять лет назад украинские врачи вынесли Юле приговор: к своему восемнадцатому дню рождения она должна умереть. Эта книга – своеобразный дневник-исповедь, где каждая строчка – не воображение автора, а события из ее жизни. История Юли приводит нас к тем дням, когда ей казалось – ничего не изменить, когда она не узнавала свое лицо и тело, а рыжие волосы отражались в зеркале фиолетовыми, за одну ночь изменив цвет… С удивительной откровенностью и оптимизмом, который в таких обстоятельствах кажется невероятным, Юля рассказывает, как заново училась любить жизнь и наслаждаться ею, что становится самым важным, когда рождаешься во второй раз.
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.