Хадасса - [11]
В школе не закупали книг уже лет двадцать. Старые томики были растрепаны, зачастую неполны, исписаны, и их хранили в тележке, болтавшейся на втором этаже. Я никогда не видела книг ни в классах, ни в руках детей. Для уроков чтения учительницы ксерокопировали тексты на различные темы, к ним прилагались смысловые вопросы, на которые надо было ответить развернутыми предложениями. В начале октября я убедила директрису в важности чтения для учениц и вызвалась создать библиотеку. Тогда мне предложили бюджет в пятьсот долларов, маленькую темную и холодную комнату рядом с гимнастическим залом и потребовали, чтобы каждое новое название было согласовано с цензурным комитетом. С малых лет привыкшие к строгостям девочки не стремились узнать, почему в новых книгах густой черной полоской были заклеены обнаженные руки и ноги, свиньи и церкви и почему несколько раз на одной странице слова были вычеркнуты и заменены другими, написанными от руки. Двадцать лет назад для них были отобраны веселые, полезные истории, в которых ничто не вызывало страха и все было предсказуемо и ожидаемо. А книги, что заказывала я, были ближе к тому, что их окружало в квартале, к сияющему и обжигающему солнцу, к бульварам, многолюдным и опасным, если не оглянуться налево, и направо, и еще раз налево, прежде чем пересечь их. Альбомы, комиксы, романы были цветными, разного формата, с искрящимися обложками и интригующими заголовками, такими, как «Я продал мою сестру», «Величайшая в мире ссора», «Мой отец делает уборку». Я нашла пустые этажерки, вытерла пыль на полках, поставила круглые столы, стулья вокруг них, приклеила на стены огромные плакаты, сообщающие о литературных новинках и классических произведениях. К тому же подреставрировала старые книги, распределила их под цветными шифрами, затем расставила рядом с пятьюдесятью блестящими, прошедшими цензуру великолепными томиками.
— Мадам, сегодня ты будешь читать нам книгу с выражением? — настойчиво спрашивала Ити Райнман каждый раз перед началом занятий.
Несколько раз в неделю я действительно откладывала точные науки, диктанты и утомительные занятия и приводила девочек в библиотеку, которая с первого дня стала для них своего рода кинозалом. Преобразившись, я, как чтица и актриса, обретала несколько голосов, несколько лиц, изображала всех тех персонажей, которых они не знали, открывали для себя, боялись или обожали. Я прыгала, сворачивалась в клубок, была ребенком, дедушкой, конем, бурей. Девочки за круглыми столами то смеялись, то пугались, переселяясь в воображаемые миры, и к концу каждой истории удивлялись, что все это могло уместиться в одной книге.
Пара за парой мы молча спускались в библиотеку. Когда дверь была отперта, девочки мчались выбирать себе место и выражали свое нетерпение криками, прыжками, создавая ужасный шум, за которым следовало «Ш-ш-ш-ш-ш… Мадам начинает читать!» И тогда, стоя перед ними с книгой в руке, я устраивала театр одного актера для моих учениц. Как-то в ноябре после полудня, сидя за столом, я приступила к следующему сюжету: «...Однажды коза, собравшись за покупками, велела козлятам никому не открывать в ее отсутствие. Но едва она ушла из дома, как семеро козлят услышали стук в дверь. „Тук! Тук! Тук!“ (Я постучала по столу, отчего девочки подскочили.) Это был большой злой волк (ученицы напряглись), и он сказал грубым голосом (я произнесла это с таким усилием, что ощутила боль в горле): „Откройте, милые крошки, ваша мама вернулась!“ Но козлята были не глупы, такой угрожающий голос мог принадлежать только волку, и они не открыли дверь. Тогда волк побежал к бакалейщику и купил меду, чтобы смягчить свой грубый голос. (Когда я наклонилась, чтобы взять воображаемый горшочек с медом, колено мое оголилось, и я безуспешно пыталась одернуть юбку, тогда одна из учениц потеряла терпение. „Мадам, это не важно, продолжай!“ — попросила она меня, и тут я поняла, наклонившись ниже, что в моменты чтения фантастическое отменяет закон стыдливости, самый важный для женщин этой среды, и продолжила.) Волк съел большой горшок меду и вернулся к дому козлят: „Откройте, деточки! Ваша мама принесла подарки!“ Но козлята увидели в окно огромную мохнатую лапу зверя. Тогда они прижались друг к другу и крикнули: „Убирайся, волк! Нам видны твои серые лапы, а у нашей мамы ножки белые и красивые! Мы не откроем!“ (Я услышала, как засмеялась Ити.) Волк решил купить муки и осыпался ею с головы до ног. Вернувшись к дому козлят, он постучал в дверь и сказал: „Откройте, крошки мои! Это ваша мама, я принесла вам много чудес — много подарков!“ Один из козлят попросил: „Покажи нам твою лапу, мы должны убедиться, что ты наша мама“. Увидев белую лапу волка, козлята решили, что мама вернулась, и открыли дверь. („Охххх…“ — простонали близняшки). Вот глупые-mo! Вошел не кто иной, как серый волк. Козлята попытались спрятаться, но волк нашел их, одного за другим, и съел первого, второго, третьего..» «МАДАМ, НЕТ!» — выкрикнула Хадасса, укутав лицо в воротник своего голубого шерстяного пальто, поскольку в подвальном этаже было очень холодно. Крик оторвал меня от повествования, я взглянула на нее и тут же поняла, что девочка не могла больше слушать историю, так же как и другие, прикрывшие руками глаза или уши. Этот рассказ остановился навсегда, сожаление и ощущение вины парализовали меня, ученицы не позволили мне закончить историю, рассказать, что волк так наелся, что заснул, а в это время вернулась коза и вспорола ему живот, вытащила своих козлят и заменила их огромной глыбой соли, что заставило волка убежать очень далеко к реке, чтобы утолить жажду, тогда коза и козлята устроили праздник и зажили счастливо и в безопасности НАВСЕГДА. Выбирая этот альбом, я не обратила внимания на сюжет, столь не подходящий для детей этой среды. Бедных козляток не должен был съедать волк, ведь это очень печально, мадам, почему волки едят коз? Мне СОВСЕМ НЕ ПОНРАВИЛОСЬ, мадам.
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.