Хачатур Абовян - [17]

Дерптский Буршеншафт был организован в двадцатых годах. В 1823 году был принят его устав. Девиз — «бог, честь, свобода, отечество».

Всего вероятнее, что этот союз был более умеренного оттенка и, находясь вне Германии, он не был так тесно связан с теми радикальными национальными кругами, с которыми держали связь германские союзы. Он имел значительные отличия, идеализировал исторические предания о деяниях ливонских орденов, нескрываемо критически относился как к русским и к России, так и к местным «мужицким» нациям. Произнося в своих клятвах «отечество», члены союза подразумевали вовсе не Россию.

Что делалось на собраниях этото союза нам неизвестно. Но события после 1830–1831 года вели к тому, что царская жандармерия концентрировала свое особое внимание на Прибалтийском крае, а после того, как немецкие студенты в Германии вновь обнаружили намерения вмешательства в политическую жизнь (франкфуртские события третьего апреля 1833 года), царские чиновники начали особо пристально следить за Дерптским университетом справедливо полагая, что активизация студенчества в Германии неминуемо должна отозваться и на нем.

Ректором Дерптского университета был в то время Ф. Паррот, покровитель Абовяна. Тот факт, что он не обнаруживал особого рвения в розысках крамолы — важное обстоятельство, такие вещи нельзя квалифицировать как простое служебное упущение, как неряшливое невнимание к своим обязанностям, — в чем, кстати сказать, Паррота никогда нельзя было упрекнуть. Но даже благоволение университетского начальства не спасло студентов.

Второго ноября 1833 года генерал-губернатор из Риги известил ректора, что в его вотчине процветает Буршеншафт, назвал имена студентов и требовал расследования. Паррот был вынужден назначить срочное расследование. Дознания обнаружили многолюдное подпольное общество.

Паррот в секретном письме от восемнадцатого ноября 1833 года сообщил обо всем министру просвещения. С. Уваров доложил Николаю I, который спешно отослал доклад Уварова шефу жандармов Бенкендорфу с надписью: «Прочтите сии бумаги и условьтесь сейчас с Уваровым о нужных по сему мерах, я считаю открытие сие весьма важным, потому что подобными мерами начались все беспорядки в иностранных университетах, коих последствия мы ныне видим, логика же и смысл этого общества совершение подобны германским».

Полицейский нюх не обманывал Николая!

Немедленно был назначен суд. Выяснилось на суде, что общество к этому времени имело сорок четыре действительных и восемь бывших членов, которым суд вынес по четырнадцати дней карцера, одного исключили, а восемнадцать старшин общества взяли под стражу до утверждения приговора. Министр нашел приговор мягким. По его докладу восемнадцать старшин были исключены из университета. Николай на докладе Уварова надписал: «Согласен, но при том считаю справедливым велеть заметить начальству университета, а в особенности бывшему ректору (Парроту), что неизвестность существования подобного общества не делает чести тем, коих первая обязанность блюсти за строгим порядком»…

Паррот не оказался исполнительным жандармом!

Впрочем он был уже забаллотирован, и на 1834 год ректором был избран проф. Мейер.

Я сознательно так долго задержал внимание читателей на этом деле. Оно так тесно коснулось Паррота и так основательно его задело, что пройти мимо Абовяна не могло ни при каких обстоятельствах.

Поучительным для него должно было быть как самое дело, так и отношение к «делу» Паррота. Если даже предположить, что он ранее не был знаком с Буршеншафтом и его членами (что я не исключаю), то и в таком случае колоссальное впечатление должно было произвести на него наличие подполья, самая нелегальная форма борьбы и яркая национальная программа Буршеншафта. Его особенно должна была поразить столь строгая расправа за мирно-просветительную, реформистскую деятельность Дерптского Буршеншафта, который по своей программе и тактике был копией фракции «арминов».

Но патриотизм немцев-студентов не был единственным видом и проявлением германского национализма в Дерптском университете. Он процветал довольно прочно и в среде профессоров, большинство которых были немцы. Среди значительной части профессоров университета сильны были сепаратистские стремления, довольно явно выраженное пренебрежение к русским и раздражение против православного духовенства. Я приведу только два факта, которые, с моей точки зрения, ярко характеризуют отмеченные настроения.

Профессор Нейе, Эрдман и некоторые другие выдвинули идею созыва съездов ученых Прибалтики и Финляндии в одном из городов этих двух стран (соответствующее заявление они подали в сентябре 1837 года). Министр предложил включить сюда и русские университеты, а местом созыва избрать не только города двух предложенных провинций, однако инициаторы съездов высказались против равноправного участия в них русских университетов.

К русским университетам у профессоров Дерптского университета было крайне пренебрежительное отношение. В 1832 году Абовян заносит в свой «дневник»: «Беседа о разных волнениях в Московском университете, вследствие строгости профессоров, пренебрежение их (дерптских профессоров — В. В.) к этим строгостям. Пренебрежение их к Московскому и Харьковскому университетам, где профессора обращаются со студентами, как с солдатами. Об Оксфордском университете, где богатые студенты заставляют служить бедных студентов, и те насущный хлеб свой добывают этой службой. Бедность делает мужественным. Преимущество Дерптското университета и свобода