Гвоздик - [3]

— Не осталось больше никаких господ. — не то, чтобы Варвара любила спорить, но разговор этот повторялся регулярно, превратившись в своеобразный ритуал.

— Это сейчас уважения у людей друг к другу почти не осталось, а господа были и будут. И не толщиной кошелька сие звание определяется. Лучше, скажите мне, Варенька, как спектакль прошёл? Притомились, наверное?

— Не знаю. Будто во сне до сих пор. Я так тряслась от страха. Боялась слова забыть! Спасибо, что подсказывали по ходу действия, Порфирий Матвеевич.

— Полноте, Варенька. Это моя обязанность — господам актёрам прислуживать. — суфлёр улыбнулся, шевельнув седыми усами. — Знаю, когда помощь требуется. Вы замечательно представляли Ларису Огудалову, великолепно передали её душевные терзания, весьма точно воспроизвели дух эпохи. И другие актёры постарались на славу. Госпожа Пехлецкая сегодня превзошла самое себя. Раньше играла Хариту Игнатьевну с холодной отстранённостью уставшей от жизни дамы средних лет, а этим вечером предстала в образе не матери, а мачехи Ларисы. Как будто стремилась выдать замуж неродное нелюбимое дитя, предвидя трагический финал и сознательно участвуя в его подготовке. Интересное прочтение Островского. Думаю, Александру Николаевичу понравилась бы подобная трактовка.

— Ну, вы меня совсем захвалили. — Варвара смутилась по-настоящему, а затем из шалости решила изобразить барышню девятнадцатого века. Жеманно потупила глазки, но мизансцену доиграть не сумела, заметив на столике рядом с вазой тот самый ржавый гвоздь. — Порфирий Матвеевич! Смотрите, что я нашла сегодня на сцене! Говорят, это нужно куда-нибудь в стену забить. На удачу.

— Не здесь, Варенька. Иначе себя к этому месту привяжете крепче цепей железных. А на что вам сдалась завалящая гримуборная в провинциальном театре? Сохраните, лучше, гвоздик в качестве талисмана. Да и пора вам уже на банкет по случаю окончания сезона. Театральная традиция! — наставительно произнёс суфлёр, заметивший, как нахмурилась собеседница. — Довольно по углам прятаться. Многое изменил сегодняшний вечер. Принимать славу — такая же обязанность господ актёров, как игра на сцене. Второму можно учиться всю жизнь, а для первого воспитание хорошее требуется и душа чистая, живая.

— Так пойдёмте вместе, Порфирий Матвеевич!

— Э, нет, голубушка! — старик протестующе выставил вперёд ладони. — Не про меня шумные компании. Не привык на виду быть. Ступайте, Варенька. Вас, поди, заждались.

* * *

Банкет начался без неё. За длинным столом пустовало всего одно место возле Главного режиссёра, который жестами сразу указал, где должна сидеть исполнительница главной роли. В этот момент произносился тост в честь старейшего сотрудника театра. Варвара обрадовалась, что Порфирий Матвеевич всё-таки пришёл, но, оказалось, речь шла о заведующем костюмерным цехом. Дождавшись, пока присутствующие опустошат бокалы, она с укоризной шепнула главрежу:

— Василий Демьянович, а про суфлёра нашего совсем забыли. Вот, уж, кто — старейший сотрудник, хоть и скромный человек. Не пришёл, но отметить его заслуги перед театром нужно.

— Переутомилась ты, Лариса Дмитриевна, — сочувственно улыбнулся Главный режиссёр. — Понимаю. Сложный денёк выдался. Суфлёр уже начал мерещиться? Здание нашего театра — одно из старейших в стране, и даже ракушка оригинальная на сцене сохранилась, но ею лет двадцать как никто не пользуется. И суфлёра в штате театра давно нет. Да их почти нигде и не осталось. В Москве и то всего в нескольких театрах. Вымирает профессия. Сейчас принято, чтобы помощник режиссёра этим занимался. Неужто не заметила сегодня за левой кулисой Татьяну с текстом пьесы в руках?

Варвара замерла с открытым ртом, искренне надеясь, что Василий Демьянович сейчас засмеётся и скажет о том, как ловко разыграл начинающую актрису, но главреж счёл свою миссию просвещения выполненной и переключил внимание на закуски. К реальности Варвара вернулась, только услышав собственное имя. Сидевшая рядом Мария Степановна шепнула на ухо:

— Ты и вправду видела суфлёра в будке? Порфирия Матвеича?

На первый вопрос она смолчала, опасаясь, что записная острословша поднимет на смех, но при упоминании знакомого имени согласно кивнула. Мария Степановна дождалась, когда отзвучал очередной тост, и стих звон бокалов; взглядом намекнула, мол, отойдём в сторонку. Варвара встала из-за стола, направилась вслед Заслуженной артистке России, остановившейся возле стенда, где висели фотографии.

— Узнаёшь кого-нибудь, Варя?

На чёрно-белом групповом фото, среди донельзя серьёзных мужчин и женщин в старинных нарядах, она почти сразу отыскала Порфирия Матвеевича и с облегчением вздохнула, поздравив себя с тем, что сумасшествие отменяется.

— А теперь на дату обрати внимание, — улыбнулась Мария Степановна. — Вот здесь, в уголке.

— Апрель одна тысяча восемьсот девяностого года… — прочла Варвара. — Как же так?

— Жаль, музей театра закрыт на реконструкцию. Доступа туда пока нет. Хранится в нём страница губернской газеты за октябрь того же года. Рассказывается в заметке на первой полосе, как в здании театра случился пожар. Потушить успели, но служивший суфлёром мещанин Чебатыркин Порфирий Матвеич погиб. Бросился в огонь спасать экземпляр пьесы «Бесприданница» с ремарками самого Островского. Из горящего здания выбраться не смог, задохнулся в дыму, но текст сохранил, накрыв собственным телом.