Гвианские робинзоны - [200]

— Я хотел сыграть роль англичанина и создать здесь интерьер французского «дома» из самых простых подручных материалов, какими располагает наша колония. За исключением стекла и фарфора, оружия и инструментов, природа дала нам все эти материалы в первичном состоянии. Изумительные образцы древесины, которым позавидовал бы набоб[432] в своем дворце, еще три месяца тому назад шумели листвой… Мы срубили деревья, обтесали их, отполировали и водрузили на место. Бамбук, из которого сделаны удобные и элегантные кресла, и формиум, давший основу для драпировок, растут среди болот… Там их тьма-тьмущая… А наши гамаки пребывали в состоянии пушистых кистей на хлопковых деревьях. Наконец, на этом участке земли, залитом сейчас ярким солнечным светом, поднимался густой и мрачный лес с гнилостным духом, влажной травой, отвратительными насекомыми, заболоченной вязкой почвой…

Я скажу теперь тем, кто предпочел убраться отсюда с накопленным золотом: вам нравятся наши жилища, вас удивляют удобства нашей жизни, вы, может быть, завидуете нашему счастью… Ну, так за чем стало! Оставайтесь с нами, берите с нас пример! Вы же видите, как легко достичь этого комфорта, этой роскоши… И закладывайте здесь основы своего будущего! Привезите сюда Францию, и завтра ваши дети станут гражданами большого города. Вместо того чтобы быть в Европе последними среди тех, чьи вкусы и привычки вам чужды, вместо того чтобы превращаться в беспородных миллионеров, лишенных натуральной почвы и, может быть, обремененных собственным богатством, станьте первыми французами экватора!

Колониальный ларец нашей родины будет обладать самой крупной жемчужиной! Наряду с Индией и Австралией весь мир признает «Полуденную Францию»!

Мое перо не берется описать волнение, сжавшее сердца присутствующих, когда напряженный голос креола провозгласил эти патриотические слова. В таких сценах каждый предпочитает сам испытывать живительную радость и ликование…

Золотой прииск начинался для робинзонов под счастливой звездой… Вечером устроили праздник. Индусы и негры плясали и пели, стреляли в воздух из ружей, горячительные напитки лились широким ручьем. Даже китайцы потеряли свою обычную угрюмость, их обезьяньи мордочки разгладились, и они развлекались, как никогда. Шумное и суетливое веселье не перешло, однако, границ разумного. Празднество длилось до глубокой ночи, но, когда на заре сигнальный рожок возвестил о начале трудового дня, никто не пропустил его мимо ушей.

Прииск пробуждался слегка утомленный, но радостный. День открывала важная процедура — «бужарон», распределение водки небольшими порциями. Затем следовала раздача продуктов питания. Пока кладовщик Мариус, «бакалавр из Маны», приправлял пищу крупной солью, начальники участков собрались под навесом веранды, чтобы получить распоряжения директора на предстоящий рабочий день.

Расчет был завершен, рабочие возвратились в хижины, чтобы позавтракать и приготовить себе полдник, который они проглотят днем, не прерывая работы, потому что, однажды запущенный, рудопромывочный желоб не ведает остановок.

Точно так же, как правительство определяло нормы питания[433], оно устанавливало и продолжительность рабочего дня. За исключением воскресенья, рабочие ежедневно заступали на смену в восемь часов утра, а прекращали работу в три часа пополудни. Всего семь часов труда. Это немало, с учетом климата нашей колонии.

После утреннего совещания мастера возвращались в поселок, получали необходимое для работы инструмента количество ртути и в сопровождении своих людей шли к реке, представлявшей главное поле деятельности.

Робинзонам были известны примитивные методы добычи золота, но они не владели промышленным производством — весьма несовершенные инструменты французы мастерили сами из подручных материалов… Так что первое посещение прииска превратилось для них в подлинный праздник. Поскольку дамы пошли вместе с ними, то выбрали утреннее время, когда солнечный жар еще не достигал всей безжалостной мощи. Месье Дю Валлон пришел за ними через два часа после утреннего инструктажа; он уже успел посетить на рабочих местах добрую половину персонала. Директор обладал просто поразительной энергией.

Решили отправиться к речке Фидель, самой ближней. До нее было от дома всего двести метров. Если робинзоны, в том числе и мать семейства, давно привыкли к лесной жизни и могли выдерживать дальние переходы, то по лицам юных англичанок обильный пот струился уже после такой коротенькой прогулки.

Свирепость тропического солнца невозможно передать словами, ее надо почувствовать.

На берегу Фидели работали уже полным ходом три промывочных агрегата. Месье Дю Валлон позаботился о подступах к ним, перебросив доски и мостики через топкие и загроможденные места. Без этой предусмотрительности посетителям пришлось бы карабкаться на отвесные кручи или спотыкаться о поверженные стволы, продираться сквозь груды ветвей или увязать чуть ли не до колен в зыбком илистом грунте, чтобы добраться до первого рудопромывочного желоба.

Русло реки совершенно исчезло. Срубленные деревья, наваленные с обеих сторон полосами шириной более двадцати метров, громоздились друг на друге безо всякой системы, всюду высились кучи отсеченных ветвей и метровые пни от вчерашних гигантов. Рубка леса предшествовала промывочным работам, ее выполнили два месяца тому назад, и она продолжалась по мере потребности. Ложе реки, перегороженной плотиной выше по течению, опустело. Вся вода, задержанная перемычкой, пропускалась через установки и промывала золотоносный гравий.