Гвианские робинзоны - [175]

Ломи остался один возле костра, которому умышленно дал погаснуть, а затем, пользуясь темнотой, натолкал веток и листьев в койки, подвешенные к балкам, имитируя спящих там. После чего навалил на тлеющие угли несколько охапок сухих толстых поленьев и присоединился к семье, в беззвучном смехе корча хитрую негритянскую гримасу.

— Все в порядке, Ломи? — Робен понизил голос до шепота, обращаясь к молодому негру.

— Все готово, муше, бонбон… Если злые люди придут в ту хижину, они поймаются на крючок…

— Очень хорошо, дитя мое, теперь ложись спать. Я первый заступаю на дежурство, на один час. Меня сменит Шарль, потом Эдмон, потом Эжен. Ты станешь на пост в предутреннее время.

Крик совы донесся со стороны лодки. Этот сигнал Анри подавал с таким совершенством, что на него нередко откликались и птицы. Крик означал, что на борту все спокойно. Ломи ответил длинной птичьей трелью, затем лагерь погрузился в тишину.

Европейцы с большим трудом привыкают к необычайной протяженности тропических ночей. Это бесконечное и монотонное чередование часов крайне изнурительно. Полная темнота — ни зари, ни сумерек, — и она длится двенадцать часов в сутки, с первого января до тридцать первого декабря! Смертная мука! Тем более что при всегда одинаково высокой температуре жителям тропического региона неведомы ни мягкие осенние вечера, ни свежие летние рассветы умеренной зоны. Так что если утомленный лесным бездорожьем путник за шесть или семь часов крепкого сна восстановит свои силы, то бессонница подстережет его уже в два часа утра и приневолит к слушанию импровизированного концерта, который еженощно закатывают дикие обитатели леса.

Если какой-нибудь добавочный повод — приступ лихорадки, чрезмерная усталость, неотложное дело — присоединяется к обычным волнениям, то ночь в лесу способна привести в отчаяние.

Хотя и давно привыкшие к этой видимой аномалии ночей, по-зимнему долгих и по-летнему знойных, робинзоны, угнетенные неопределенностью нависшей угрозы, испытывали ту смутную тревогу, от которой не может избавиться даже самый закаленный характер. И бессонница терзала их в первую половину ночи; они долго крутились в своих гамаках, прежде чем оказаться в сладких объятиях сна. Наконец усталость и треволнения взяли свое, они мирно заснули к тому моменту, когда очередь нести вахту подоспела для Ломи.

С прямым торсом присевший на корточки негр подпер обеими руками слегка склоненную голову и сторожко вглядывался в темноту. Его поза была очень характерна для людей черной расы. Он не отводил взгляда от светлого пятна очага в центре легкой конструкции соседней хижины, а напряженный слух его пытался различить посторонний звук в тихом шелесте и бормотании ночного леса.

Вахта длилась уже четверть часа, когда Ломи почудилась какая-то тень, медленно выходившая из темной зоны деревьев… Действительно, она выдвинулась к полянке, освещенной отблесками очага. Непонятная тень удлиненной формы остановилась на границе светлого пятна и как будто пыталась заглянуть внутрь хижины. Этот силуэт не мог принадлежать человеку. Он скорее походил на огромное четвероногое, а мелькавшие блики огня придавали ему временами фантастические размеры и очертания.

— Ого! — тихо пробормотал Ломи. — Да кто ж он такой, этот зверь?..

Матао подполз к негру, тихо скалясь и навострив уши, готовый пружиной ринуться вперед.

Человек или животное, но явно одушевленное существо, сделало еще два шага, и бони с удивлением увидел, что оно было увенчано длинным и широким султаном, который странно колыхался и покачивался.

И снова, растянув рот до ушей, бони залился беззвучным смехом. Он осторожно взял ружье, зарядил его, нажимая пальцем на курок, чтобы избежать клацанья пружины, и не спеша приложил к плечу. Дрова вдруг ярко вспыхнули, и негр узнал громадного муравьеда. Судя по всему, животное пребывало в состоянии экстаза. Движения султана имели особое значение. Радостно-возбужденное состояние выражалось этими прихотливыми наклонами огромного хвоста.

— Ну, что ты хочешь, таманду?.. — бормотал бони себе под нос. — В той хижине ты не добудешь муравьев, нет! Если не уберешься тотчас в лес, то я пошлю тебе хорошенькую пулю, и из тебя приготовят отбивную котлету…

Ломи держал муравьеда на прицеле. Он уже собирался выстрелить, когда отчетливо различил человеческую фигуру, стоявшую у дерева, в двух метрах позади животного. Но это видение мелькнуло и тотчас исчезло.

В этот момент со стороны реки, находившейся в тридцати метрах от засады, донесся громкий тревожный лай. Бернаш подавал сигнал. Затем прозвучали два выстрела. Негр больше не раздумывал. Он разрядил ружье в муравьеда, который подпрыгнул на месте, выпрямился во весь рост на задних ногах и растворился в темноте.

Храбрый Матао вырвался вперед и застыл как вкопанный, когда его позвали легким свистом.

Разбуженные выстрелами, робинзоны вскочили одним прыжком, бесшумно вооружились, не произнося ни единого слова, и заняли оборону с восхитительным хладнокровием.

Невдалеке послышался крик, который издает испуганная обезьяна-ревун.

— Это Анри, — шепнул Робен жене. — Успокойся, дитя мое, все обстоит хорошо. В кого ты стрелял, Ломи? — спросил он у негра, который, стараясь не шуметь, перезаряжал свое ружье.