Гвардия «попаданцев». Британию на дно! - [4]

Да и ладно — объясню на пальцах принцип (ну, как-нибудь справлюсь — Наполеон я или нет?), так что, думаете, на том все и закончится благополучно? Как бы не так!.. Попробуйте потом хотя бы лабораторную установку сделать, не говоря уже о промышленной… Это вам не газогенератор.

К тому же вспоминается сразу — на манер ночного кошмара — известная история, как у нас перед войной пришлось плевать в ванну, чтобы отникелировать партию часовых корпусов. Потому что рецепт состава правильно подобрать не смогли. А ведь казалось бы — такая ерунда! Чего нам, попаданцам, стоит с ней справиться? Да на мах! Ага… Вот только Мах об этом не знает, к сожалению. Забыли его, понимаешь, предупредить, что мы придем…

Так что в пролете я полном.

Как фанера над Парижем. Кстати: фанеры здесь тоже еще нет…

3

С политикой — вообще полный афедрон.

Потому что Конвент разбежался. Ага…

Ну, честно признаться, тут был мой косяк. Пока я вынужденно штурмовал Тампль и сидел там возле чахоточного короля, я распорядился держать Конвент в Тюильри — по месту, так сказать, работы — до моего появления. «Всех впускать — никого не выпускать!» Цитата.

Как бы логично…

Флеро приказ выполнил. Но, появившись там на следующий день, я, что называется, только тогда осознал всю глубину своей ошибки… Потому как две трети депутатов за ночь буквально испарились. Тюильри ведь — огромный дворец. И ходов-выходов там — до бениной бабушки. И мало кому все известны. Вот Флеро и не смог перекрыть все. А сообразительные народные избранники, отличавшиеся чутьем не хуже, чем у Паши Эмильевича, быстренько сложили два и два и логично экстраполировали, что поутру их могут начать «бить, может быть, даже ногами». И предпочли не проверять данное предположение на практике. То есть просто дали деру — в том числе и из Парижа. Только пятки засверкали.

В результате у меня в распоряжении оказался натуральный «всадник без головы» — столица без правительства.

Где, конечно, оставались еще разные департаменты и комитеты — но ни один из них не склонен был к самостоятельным действиям, а уж тем паче не пылал желанием встать во главе страны в такой ситуации (ну нема дурных-то — кроме одного всем нам известного типа по фамилии Бонапарт, да…).

А Парижская Коммуна… Ну, когда Шометта и Эбера укоротили на голову — еще при Робеспьере — буйных там поубавилось, конечно. А после термидорианского переворота и усекновения семи десятков активистов вместе с мэром как бы и вовсе стало тихо. Но амбиции остались, да… И стоило только чистому патриоту Бонапарту (а меня так уже называют, причем некоторые — в глаза. Прямо так, смело, по-простому. Честно. Че-то сразу Дон Кихот при дворе короля вспоминается… Повбывав бы…) дать отпор роялистской тирании Конвента (и так уже тоже выражаются; а чего — если и Робеспьер после свержения тут же оказался роялистом?), как оставшиеся еще в живых коммунары разом вообразили себя новым правительством «отчизны милой» и принялись непрерывно заседать, как было заведено среди революционеров этого времени.

А на заседаниях — ну буквально «перманентная революция», блин — начали издавать декреты один другого лучше… Ну — все наверное, уже догадались: остановка роста цен, подвоз хлеба, освобождение патриотов, смерть тиранов, а также Конституция девяносто третьего года — стандартный же боян… То есть набор… Причем разлюбезный мой Роньон был в этом деле как бы не в первых рядах… Ну — почувствовал мужик, что удача его прет (в смысле — добренький лох Наполеон) и таким макаром того и гляди закинет вообще на самый верх в вожди всех времен и отцы всех народов. И крышу у человека снесло напрочь… Он даже мне приказы начал пытаться отдавать. Юморист. Ну, пришлось ответить неадекватно…

Господи, какой у них был ступор, когда я объявил о создании Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ага…) во главе со мной, любимым. Commission extraordinaire pour la lutte contre la contre-revolution et le sabotage — если по-французски. СЕ, если сокращенно. Шок просто. (Ну дык — это по-нашему же!.. Гы…) Они даже вякать не пытались. Ну буйных-то, как я уже упоминал, всех гильотинировали еще до того, остались люди в основном осторожные — достаточно было им напомнить. Ну я вот и напомнил…

Первым же приказом изъяв у секций все пушки. В пользу государства, ага… А временно — до того, как это государство объявится — в распоряжение Чрезвычайной Комиссии. Те-то пушки, что я в Саблоне позаимствовал, пришлось обратно вернуть. Беррюйе забывчивостью не страдал и казенное имущество разбазаривать не собирался. В секциях же от артиллерии все равно никакого толку. А по две пушки на секцию и сорок восемь секций полным числом в Париже — это ни много ни мало девяносто шесть орудий! Две артиллерийских дивизии, условно говоря. На хрена, что называется, козе такой баян? Тем более все одно толком ими пользоваться эта самая коза, то есть парижские что буржуа, что санкюлоты, не умеют… Зато я с таким количеством пушечных жерл мог диктовать условия кому угодно (Ну, что я и не преминул сделать, как уже указал.) Поскольку известно ведь, что добрым словом и пистолетом можно добиться просто потрясающих результатов, нежели только одним добрым словом… Ввел, так сказать, стихийную мощь революционного потока в рамки управляемого движения.