Гусарские страсти - [16]

— Не, куда тебе в общагу! А вещи? — Мишка Шмер посочувствовал не словом, но делом. — Есть вариант получше! В мансарду, в двухэтажный домик. Возле дыры в заборе одна квартирка освободилась, пустует. Имею достоверную информацию! Для себя берег, но летом со свадьбой не вышло. Тебе по дружбе за «пузырь» уступаю! Пойдем к зампотылу, похлопочу за тебя, решим вопрос! Правда, нужен литр водки. Чтоб вопрос не засох на корню.

— Хоть два литра!

— Раз так, то два.

— Ты же сказал: литр!

— А ты же сам сказал: два!

Да, Шмер он и в Африке Шмер…

— А если ты и впрямь в Афган намылишься, Никит, я в той мансарде и обоснуюсь. Хоть будет куда баб водить, а то ведь… Да что говорить! В прошлом году из Кинешмы приехала к бойцу сестра. Девка в самом соку! Груди — во! Задница — во! И хочет! А где, спрашивается? Ну, я ее брата в увольнение отпустил на три дня, на своей койке в общаге поселил — он там и дрых все три дня. А сам — к Шкребусу, у него как раз жена к мамаше уехала. Квартира, считай, пустует. Правда, крановщицей пришлось с тем же Шкребусом… поделиться. А он, блин, потливый и слюнявый, толстячок наш! Хоть полотенцем ее протирай после Шкребуса! Не люблю!..

— Погоди, Миш! Какую крановщицу?

— Ну, сестру эту. Она из Ивановской области. Там с мужиками дефицит жуткий, она в тамошней Кинешме на башенном кране и работает. «Мне сверху видно все, ты так и знай!» А изголода-алась! В смысле, по мужикам. Так что и мне, и Шкребусу-Ребусу хватило — за глаза и за уши.

— За глаза? За уши? Камасутра какая-то.

— Да нет! Не цепляйся к словам. Мы так, по-простому, даже не одновременно, а в очередь. Но! Практически без перерыва. Говорю, изголодалась…

— Вот так вот трое суток без перерыва? — Ромашкин выразил сомнение не насчет ивановской «широты души», но насчет физиологической мощи сослуживцев.

— Нет, ну там… за водкой сгонять, арбузов прикупить, то да сё. У Шкребуса мотоцикл. Так мы на нем втроем… О! Мотоцикл! На нем и «спалились».

— То есть?

— Да за водкой как раз рванули, затарились, арбузов на базаре набрали. У остановки разворачиваемся на скорости — арбузы меня потянули вправо, Глобус руль не выправил, и мы дружно брякнулись. Нет, все живы, даже не поцарапаны. Поддатые уже. Мотоцикл ревет, колеса крутятся в воздухе, мы с крановщицей ржем, Шкребус-Ребус матерится!.. А там женщины на остановке маршрутку ждали. Среди них — и жена командира полка, и жена комбата. Короче, настучали…

— Понятно. Девицу — домой, вас — на гауптвахту.

— Если бы! Нам — по выговору, а ее мы за сестру Шкребуса выдали, у него ведь обитали. А, тогда ладно! А что «ладно»?! Лучше б ее сразу домой! А то, говорю же, изголодалась. Мы, конечно, орлы, но всему есть предел. И к Шкребусу жена должна вот-вот вернуться. В общем, еле отправили подругу эту домой, неделю отъезд откладывала.

— И ты, значит, хочешь снова ее призвать в гости? Теперь в мою квартиру?

— Да ладно тебе, Никит! Ты ж в Афган еще не собрался!..

Квартирка оказалась без удобств, с водопроводом на улице, с печным отоплением, без газа. Забор, огораживающий дворик, повалился в одном месте внутрь, в другом — к проулку. Сам дворик страшно запущен — мусор вдоль стен, большая куча глины перед незасыпанной ямой. Глубину ямы определить невозможно — наполнена водой. Шмер пояснил, что год назад в мансарды планировали провести водопровод, но трубы пропали… тыловики, видно, продали.

Никита с опаской ступил в накренившийся влево и назад туалет. Строение шевельнулось, но не рухнуло. Ну-ну, сегодня пронесло. А завтра? Завтра будет лучше, чем вчера!

Внутри домика за входной дверью — веранда, маленькая кухня с печью, прихожая с лестницей на второй этаж и две одинаковых комнаты одна над другой, в каждой по узенькому окошку. На втором этаже, над кухней, чуланчик без окна, «тещина комната». Красота! Живи и радуйся свободе!

Соседей — двое. У одного — такая же квартирка, у другого — половина дома.

…Шмер таки навязался к Ромашкину в квартиранты (напомнив несколько раз, кто, собственно, помог с жильем). В довесок привел с собой ординарца, молодого солдатика Кулешова. Курсант был рад до безобразия: варить каши и супы веселее, чем бегать по тактическому полю и маршировать на плацу. Так и зажили втроем в разных комнатах, на разных этажах. Кулеш в тещиной поселился.

После окончания проверки офицеры роты настояли на «вливании» в коллектив. Ритуал нехитрый: купить много спиртного и закуски, собрать всех вместе и напоить. Одновременно с Никитой пришлось и Шмеру обмывать новое звание — «старший лейтенант». Съездили в город, набрали зелени, овощей, водки, банок с рыбными консервами. Накрыли стол в подвале, в каптерке. Ну-с, приступим?

Приступи-или… В общем, все как всегда. Вплоть до полного безобразия. Самое безобразное безобразие — ротный Неслышащих, дозрев и перезрев, принял шкаф с шинелями за сортир и того этого… окропил желтеньким. Нет, ему кричали, но он-то — Неслышащих. И Несоображающих, блин! Матерясь, вытолкали ссыкуна за дверь. Обратно к столу он не возвратился. А шинелки… Ладно, завтра. Будет лучше, чем вчера. Там посмотрим. Не прерывать же застолья!

Никита все-таки прервал — сам для себя. Пора-пора. Тихо-тихо, по-английски, не прощаясь. Нет, серьезно, мужики. Иначе в недалекой перспективе будет циррозно… Спать пора, уснул бычок, лег в коробку на бочок.