Гуру и зомби - [25]

И ей тоже понравилась эта странная художница, построившая башню из разноцветных солнц…

Если б не Василий…

Выкрикни он запальчиво, громко свое «убийца!» или ударь Нестора – она бы не опомнилась. Но уверенность, прозвучавшая в его хриплом шепоте, срезонировала с ее самым первым чувством, еще не зараженным Несторовой радиацией, и это помогло ей вернуться к началу. То есть к разбитому корыту: у Василия, кроме внутренней убежденности, не было никаких улик, ни одной зацепки. Так что вместе решили: если не выпускать Нестора из поля зрения, то что-нибудь прояснится. Не может не обнаружиться.

Но уже почти полтора года прошло…

Ну и пусть. Надо продолжать. В мире гораздо больше людей сдавшихся, чем побежденных.

«Я там, где и должна сейчас быть…»

Согнутые ноги выпрямились, ботинки уперлись в стену, спина сама собой чуть откинулась, и оказалось, что дверной проем как будто специально подогнан под ее рост – удобно тут сидеть. Глаза закрылись, и в расслабленном сознании обосновалась живая Юлька.

Зареванная пятилетняя девочка. Плакала Юля потому, что родители почему-то купили им разные шерстяные кофты: одна сплошь васильковая, другая – бежевая с синим узором и с кармашками. Первый раз неодинаковые обновки. Обе расстроились, но ни одна не крикнула: ни за что не надену! Воспитанные были.

Юна, старшая (родилась раньше сестры на десять минут, которые ощущались ею как несколько лет), сама молча вынесла горе, утешила Юлю: «Возьми ту, которая больше нравится». И за обеих спасибо сказала.

Младшую было не узнать, когда второй курс вернулся с картошки. Близнецы разлучились первый раз в жизни: Юна вынимала клубни из грязи, пережидала в огромной брезентовой палатке сентябрьские нудные дожди, вместе с одногруппниками каждый день весело лопала макароны с хлебом, а Юле, переболевшей в детстве ревматизмом сердца, даровали московскую тишь библиотек: пристроили в абонемент, книжки расставлять по местам. От тоски по сестре у нее пропал аппетит. Кефир утром и вечером, без обеда.

Их даже путать перестали: одна была теперь румяная, тугая, кровь с молоком, а другая – руки-спички, сквозь тонкую кожу просвечивает дорога, по которой сердце перегоняет кровь, на расческе остаются волосы – русая грива так поредела, что с тех пор Юлька стала коротко стричься. Но ей шло…

А первого раза, когда одна другой про свою влюбленность ну хотя бы намекнула, – не было. Не уславливаясь, наложили табу на эту тему. Когда в школе девчонки сплетничали про реальные и придуманные амуры – было странно. Не то чтобы осуждали… Удивлялись.

Насколько же интереснее было сравнивать домовитых Наташу Ростову и Наташу Прозорову, невестку трех сестер. Лиз-бедняжек у Карамзина и у Достоевского. Или Маргариту гетевскую с булгаковской, по-разному зомбированных своей любовью…

Себя Юна отождествляла только с Татьяной, той, которая «без взора наглого для всех, без притязаний на успех…».

Думала, что они с Юлькой обе хотят патриархальной гармонии, ждут единственного, надеются быть за мужем как за каменной стеной… И что никогда ни за кем бегать не будут. Никогда и ни за что не напишут первыми письма своему Онегину.

Она думала…

– Завтра тебе выдадут банковскую карточку. Без моего ведома – ни копейки не трать! Обманешь – я сразу узнаю. Смотри!

На «ты»?

Какой неприятный голос…

Мужской или женский?

В воровстве меня подозревают?! Да кто это?!

Резко откинув голову, Юна стукнулась затылком о стену. Распахнула глаза, но темнота никуда не делась…

– Хорошо, Капитолина Порфирьевна, я все сделаю, – отвечает юношеский бас. Слишком что-то покорный.

Трудно подниматься из глубины воспоминаний. Но надо возвращаться в явь.

Кого эта ведьма так третирует? Сделать щелочку и подсмотреть? Заметят…

– Вот тебе мобильник. Я оплачиваю. Номера никому не давай! Всегда держи включенным. И ночью и днем. Можешь понадобиться. Нестору о наших с тобой делах знать ничего не надо. Так мы лучше сможем оберегать его и…

И… Что «и»? Голоса удаляются, за шторкой устанавливается странная немота. Сжав губы, чтобы не ойкнуть, Юна помассировала затекшие ноги, подтянула их, оперлась обеими руками о пол и медленно встала.

Тишина.

Прижавшись горящей щекой к холодной штукатурке, она чуть-чуть отодвигает край занавески. Та же темень. Неужели все уже разошлись? Я что, заснула? Который час?

Рука нащупывает мобильник в заднем кармане джинсов, достает его, пальцы сами включают аппарат и набирают код. Маленький экран загорается зеленым, пробивая мрак. Двадцать два сорок. Дощечка завибрировала: пропущенный звонок.

Нажав на «ответить», левой рукой Юна прижимает трубку к уху, правой, как слепая, держится за стену, чтобы по ней добраться до выхода.

Но незашторенная дверь тоже заперта.

Юна не успевает испугаться – помощь уже подоспела, лаская слух голосом Василия:

– Вы там еще живы? Я подъезжаю…

16

И Нестор уже подъехал к своему дому.

– Значит, утром в девять? – притормозив возле корпуса «А» котельнической высотки, уточнил хорошо оплачиваемый шофер.

На приближенных лучше не экономить.

– Так рано? – хмурится Нестор.

– Если б не пробки… Иначе можем опоздать на рейс, а следующий вам не подходит – выступление-то прямо вечером, в семь, – оправдывается шофер, как будто он в чем-то виноват.