Гуру и зомби - [2]

Толкнули, но не уронили – и слава богу. Надо отойти в сторонку. Вон – арка в длинном доме…

Вадим ступает из света в тень, раздвигает на груди полы широкого зимнего пальто, подпоясанного ремнем (чтобы не поддувало). Левой рукой – как будто сам себе делает операцию на сердце – забирается во внутренний карман пиджака, тоже великоватого. Все, что на нем, теща привезла после смерти своего солидного мужа. Дерматиновый, старомодный чемодан со старомодной верхней и нижней одежей с чужого плеча… Хорошие еще вещи, ноские.

Нащупывает бумажку, но доставать не торопится – ладонь без какой-либо команды из головного мозга припадает к задергавшейся мышце, а живот вдруг так скручивает, что он не успевает даже наклониться – выташнивает его прямо на добротный ратин. Но в угасающем сознании уже нет места для досады. Зато память, как вышколенный дворецкий, заботливо подает Вадиму на прощальный ужин цветную вкусную картину. В жанре фламандского натюрморта…

Солнце, добравшись до зенита, расщедрилось и залило ярким светом их коммунальную комнату. Удача. Не единственная. Сперва прибыли к ним краски. Воспользовавшись связями, теща добыла у себя в провинции дефицитные тюбики с разноцветным маслом и коробку с сорока восемью конфетками акварели. Вчера поездом переслала их дочери, расположив к себе незнакомую проводницу. Умаслила не столько премиальной шоколадкой, сколько соучастным разговором на деревенские темы. Вера утром съездила на вокзал, вернулась нагруженная.

Пир.

Полутораспальный диван разложен, на нем – толстая чертежная доска из хорошо просушенного дуба и стул. Самодельный помост для полноватой ню, стесняющейся своей наготы. Новая натурщица. И они с Верой, каждый у своего мольберта. Напряжение, необходимое, чтобы схватить силуэт модели и закрепить его на холсте и бумаге, уже прошло. Мазок, другой – кожа на груди почти готовой фигуры начинает светиться, а когда тонкая колонковая кисть с киноварью касается вишенного соска…

От острого воспоминания каждая жилка задрожала, и тело Вадима, прикопьенное экстазом, оседает на скользкий тротуар.

2

За невысоким, бесформенным стариканом Нестор наблюдает издалека. Сам он без какой-либо цели идет по Малой Дмитровке из храма Рождества Пресвятой Богородицы в Путинках в сторону Садового кольца. Специально пару раз в месяц отпускает шофера и отправляется по делам на своих двоих, при необходимости ускоряясь только общественным транспортом.

Чтобы не потерять ориентацию в московском пространстве.

Чтобы сохранить автономность. Нисколько не раздражался, когда вдруг самому приходилось пришить пуговицу, поджарить бифштекс, выстирать трусы-носки…

Чтобы уловить неожиданное.

Человек в летах – единственный из толпы, кто идет медленно, распробывая вкус каждого шага. Возможность двигаться в старости – спасение, как кусок хлеба в голодный год. Этим он и обратил на себя внимание. Торопливые же люди похожи друг на друга. Спешка нивелирует самобытность.

Любопытный гомо сапиенс. Все запланированное на сегодня сделано, почему бы не понаблюдать…

Как не уверенный в своей машине водитель держится крайнего правого ряда, так и этот странник, не полагающийся на свою физическую оболочку, идет рядом с домами. Стен не касается, но словно подпитывается их стойкостью.

Со спины чувствуется человек из другого измерения – не сиюминутного, бытового, а философского. Таких презирают гламурщики. Но бывает, что такими старцами интересуются красивые женщины. Не просто привлекательные, а умные и в чем-то талантливые.

Никаких суетливых, ненужных желаний не приобрел незнакомец за длинную жизнь?

Потянуло проверить, заглянуть ему в глаза: наверняка в этом зеркале не увидишь мелочного беспокойства, пустяковых проблем, которые нам регулярно поставляются нашим собственным горизонтальным сознанием.

Увлекшись процессом наблюдения, Нестор ступает на мостовую, чтобы перебраться на противоположный тротуар. Хорошо хоть, что срабатывает защитный автоматизм: голова поворачивается налево, тело само шарахается с проезжей части и не напарывается на несущийся куда-то черный джип. Но сознание так быстро не переключить. Перед глазами, как въяве, обливается кровью собственная стопа, раздробленная шипованными шинами, которым наплевать на гололед. Сколько-то времени понадобилось, чтобы вытащить эту фантомную занозу.

Пока Нестор долетел до перехода, охраняющего бесстыжие машины от застенчивых пешеходов, пока дождался зеленого светового человечка, разрешающего идти туда, куда надо, старик пропал.

Охотник пробегает вперед целый квартал – нет дичи.

Ускользнула?

Вряд ли… Наверное, в своей настырной спешке просто обогнал старика.

Назад Нестор возвращается медленно, глядя под ноги. У первой же арки и обнаруживает объект своего наблюдения. Старик сидит в позе Будды, привалившись к стене. И добротный сталинский дом удерживает его от падения.

– Вам плохо? – громко спрашивает Нестор, наклонившись к уху, из которого торчит кустик черных волос.

Никакого ответа. В нос ударяет безобразно-кислый запах рвоты, застрявшей в неухоженной бороде.

Всего-навсего обыкновенный пьянчужка? Не может быть. На всякий случай Нестор принюхивается, не несет ли от бедняги алкоголем. Конечно, ни молекулы!