Может быть, ей скучно…
Приметив вдруг новое аппетитное тело и растерянный взгляд, Федор Дубинин сам себе удивился. Притягивает…
И где попалась дамочка? В тихой конторе, с которой он давно сотрудничает…
Сидит напротив визитера и улыбается. Никакой грани, обычно разделяющей незнакомых людей. Только любопытство в посверкивающих зеленых глазах и бесконечная готовность ответить на любые вопросы…
Давненько я не брал в руки шашек…
Порасспросил.
У румяной Марфы есть дочь-старшеклассница, муж в университете профессорствует, тоже экономист. Где-то, кажется, встречал его имя…
В разговоре она распахивается, но только года через полтора после осторожной, неспешной осады согласилась на свидание. Повел в «Киш-миш», что рядом с московской квартирой. Зазвал чаю попить. Напряглась, покраснела, как школьница (ему понравилось), строго повторила: «Только чаю!» – но зашла. Потом дней десять не звонил – стандартная хитрость терпеливого охотника. Дозрела, и со следующей встречи все пошло как обычно…
Женщина она оказалась порывистая, но обучаемая. Тем более что он ей прямо как-то сказанул: все в тебе хорошо, только вот эти твои клятвы… Резковато получилось, обидно, наверное: видел ведь, что рвутся они из нее сами собой, без какого-либо сознательного расчета.
«Буду любить тебя всю жизнь!.. Теперь я знаю, что такое – любовь!..»
Сразу после… (Хм, а ведь запинаешься, когда про нее мужским словом нужно сказать.) После… ну, скажем, близкого знакомства каждый разговор чем-нибудь этаким заканчивала.
Он в ответ просто молчал – прием известный. Освоил его сам, еще в университете, когда заметил, до чего одинаков этот набор женских слов. Красавицы и не очень, умные и глуповатые, обманщицы и правда привязавшиеся – все произносят одни и те же речи. Будто писанные под копирку.
Чтобы не винить дам за первородный плагиат, Дубинин относился к их журчанию как к неизбежному фону. Искал-то новое, парадоксальное в каждой, которую приближал к себе. Осваивал и женскую логику…
Правда, Марфа несколько раз задела что-то там в самом его нутре – истово вклинив свое «люблю» в ровный разговор.
А она, не слыша чаемого ею признания, все чаще стала самоудовлетворяться. Выдохнет восторг от своего чувства – и успокоится. Недолгая эйфория…
Жаль, это же тупик. И конец отношениям, которые еще могли бы куда-то развиться.
Поняла она это или что-то по-своему, по-женски проинтуичила, но со временем – ему потерпеть пришлось – отучилась заскакивать вперед. И само ее чувство от этого не исчезло, а ушло вглубь. Привился побег… Интересно наблюдать, как оно стало руководить и словами ее, и поступками.
Позвонил ей в конце декабря – захотелось вместе проводить первый год их дружбы… Начал издалека – по привычке не приговаривать собеседника к своему решению, поиграть и посмотреть, дойдет ли сам:
– Как жизнь молодая? Какие планы?.. Вот дочь говорит, что я уже забурел за городом…
– Сегодня у нас вечеринка, вас же приглашали… – растерянно и с обидой перебила его Марфа. Но может, и ослышался – связь не ахти…
– А я думал, что…
Она снова не дала договорить:
– Как, вы… не придете?!! – почти всхлипнула.
И тут же слеза в ее голосе как будто замерзла. Мгновенно переключилась собеседница. Его даже уколола ледяная нотка:
– Что ж, насильно мил не будешь…
«Ого! Она мне еще устроит…» – с восхищением подумал Дубинин. Но придется зайти – может, ей зачемто нужно его присутствие…
Женщины часто использовали его как козырную карту в своих карьерных потугах. Он не противился, если это не слишком противоречило его собственному удобству. И уж совсем внутри, невыговоренно, у него была циничная радость: взяла плату, милочка, – значит, я свободен…
Марфа, правда, пришла в отчаяние, как только поняла, что он-то намечал вместе где-нибудь поужинать, а потом… Жалко ее стало… Такая беззащитная…
Поздним вечером вышли из конторы втроем – Федор, Марфа и Мурат, ее шеф и давний-давний дубининский… кто? Точно, не друг и не приятель… Знакомец? Маловато… Коллега? Пожалуй… Теперь благодаря Марфе они очень тесно сотрудничают. Но точнее – профессиональный попутчик…
Так вот этот Мурат вдруг со спины приобнял их обоих, а потом резко подтолкнул друг к другу. И быстро зашагал прочь, в сторону метро. Откуда такая прыть взялась у сильно выпившего человека…
– Он что, ревнует? – ойкнув от неожиданности, спросила тогда Марфа.
Сложнее, подумал про себя Федор, оставив вопрос без ответа. Как часто делал, если в голову сразу не приходило что-нибудь нетривиальное. Обдумывание оставлял на потом – созреет мысль и сама выскочит.
То, что людей к нему тянет, стало заметно уже в юности. Когда такой большой выбор, ошибаешься, конечно. Но и научиться проще. Прежде всего Федор ампутировал благодарность за то, что человек к нему расположен. Не его, не этого именно человека заслуга…
Дураки сразу обижались и отсеивались, а кто поумнее – те, как Мурат, всегда что-то предлагали за его дружбу. Свой взнос. Вот сейчас Марфу уступил… Ха…
А была у Мурата и первая попытка сблизиться… Лет пятнадцать тому назад, когда он, взрослый уже мужик, по-юношески серьезно признался Федору:
«Я в общем-то могу перебиться без того, за что бьются другие. Клевую бабу завалить, бабки срубить, должность заполучить… Хрен бы со всем этим… Если же дуриком что-то обломится, то не кайфую, а стыжусь. Словно надул кого-то…»
