Гурко. Под стягом Российской империи - [71]

Только теперь Стоян увидел Светозару. Она шла навстречу. Зарделась, промолвила, смущаясь:

— Добре дошел?

Глава 6

В госпитале время тянулось удивительно медленно, но здесь, в Систово у тетушки Параскевы и Светозары, две недели пронеслись днем единым.

Из Систово поручику надлежало ехать в Тырново на врачебный осмотр, и снова в ополчение.

Чем ближе отъезд, тем грустнее на душе у Стояна. Даже в Петербурге, в графском особняке, не было поручику Узунову так тепло, как в доме у тетушки Параскевы.

По утрам тетушка Параскева собственноручно вносила в комнату Стояна кружку парного козьего молока, сладкого и жирного:

— Пей, сынок, — говорила болгарка ласково, — оно полезное.

Теперь Стоян знал, тетушка Параскева не такая старая, как показалось ему сначала, ей чуть больше пятидесяти. Жизнь согнула ее, избороздила глубокими морщинами лицо и руки, а волосы щедро осыпала сединой…

Узунов ходил из комнаты в комнату, где все было чисто и просто, на окошках стояли цветы в глиняных горшочках, на полу разбросаны домотканые коврики. На кухне пахло жареным луком, овощами и специями, которыми Светозара пересыпала еду, а в горнице и спаленке стоял дух высушенных цветов и трав.

Светозара заботливо ухаживала за Стояном, кормила чорбой кебабом, брынзой…

Говорила, улыбаясь:

— Ешь, поправляйся.

Выросший в особняке бабушки Росицы, где во всем царила строгий этикет, жизнь в доме тетушки Параскевы Стоян воспринял всей душой. Даже за столом здесь обходились так непринужденно, что в первые дни это напоминало ему трапезы в людской.

После обеда Светозара водила Стояна по Систово, знакомила с городскими достопримечательностями, каких здесь, к удивлению, оказалось не так уж мало.

Однажды, гуляя, они выбрались за город. Тропинка привела их к монастырю. Стены его полуразрушены, и сам монастырь пребывал в запустении. За невысокой оградой каменные строения. Нижняя часть их утонула в бурьяне-сухостое. В дальнем углу монастырского двора буйные заросли боярышника и кизила с почти опавшей листвой.

— Во имя Святой Троицы, — перекрестилась Светозара. — Турки притесняли нашу веру, — сказала она задумчиво и печально, глаза ее наполнились слезами. — Пойдем отсюда, мне больно видеть это… Знаешь, Стоян, моя мама больше всего боялась, чтобы османы не увезли меня в гарем.

— А если я тебя заберу в Россию, она не станет возражать?

Светозара постаралась свести все к шутке:

— Но московцы не враги, и у них нет гаремов.

«Она не замечает моей любви», — подумал Узунов, и чем ближе день его отъезда, тем назойливее овладевала им эта мысль. Наконец Стоян решился. В то утро, когда он складывал свои вещи, в комнату вошла Светозара. Узунов, отодвинув дорожный баул, подошел к ней, взял за руку:

— Я люблю тебя, Светозара, слышишь?

Она растерянно посмотрела на него.

— Я написал бабушке Росице, прося ее согласия на наш брак. Закончится война, и я увезу тебя в Петербург. Согласишься ли?

В голубых глазах Светозары блеснули слезы.

— Да, — прошептала она.

— А не возразит ли тетушка Параскева?

— Ты нравишься ей. Но примет ли меня твоя бабушка Росица?

— Она болгарка из бедного крестьянского рода и графиней ее сделал дед…

Вечером Стоян сказал обо всем тетушке Параскеве. Пожилая женщина села на скамеечку и, положив натруженные руки под передник, ответила тихо:

— Пусть Бог поможет вам, дети, а чему суждено быть, того не миновать. Лишь бы Болгария была свободной, и вы смогли хоть кое-когда навещать меня и привозить внуков. Они должны знать: у них две родины — Россия и Болгария. Ты, Светозара, научишь их нашему языку, чтобы я могла понимать, о чем говорят мои внуки.

В Тырново, в штабе Балканского отряда, поручика Узунова дождались два письма, одно из Петербурга от бабушки, второе из Кавказской армии от брата Василька.

Письмо графини Росицы было сдержанным и коротким. Стоян прочитал его дважды и по тону определил, бабушка относится к его выбору настороженно.

«Помни, ты граф, а девушка рода крестьянского. Сумеет ли она подняться до положения светской дамы и, как я, получить признание?

Но, если твоя любовь к ней настолько велика, я по завершении кампании поеду на свою родину, сама хочу взглянуть на твою избранницу…»

Стоян настолько расстроился, что сунул письмо брата в карман, решив прочитать позже, когда успокоится, а пока, узнав, что на Шипку готовится обоз, отправился в гостиницу, которую содержал местный турок.

Номер оказался маленьким и грязным. Из ресторана тянуло, как в трубу, жареным бараньим салом, луком и еще чем-то настолько едким, что лезло в нос Стояну, даже когда он спал.

Единственным утешением поручику была чашечка черного кофе по-турецки, отлично сваренного хозяином.

Ночью во сне Стоян увидел бабушку. Старая графиня наклонилась над ним, грозит крючковатым пальцем, выговаривает: «Ах ты, повеса, все ума не наберешься…»

Из Тырново выехали утром, с тем, чтобы сорокаверстный путь одолеть до ночи. Груженые телеги, укутанные брезентом, сопровождали конные казаки. Узунов ехал в коляске, снятой у тырновского извозчика. Он решил попасть в Габрово заранее, побывать в штабе Радецкого, может, повстречается кто из знакомых. Стояну было известно, что обоз на перевал пойдет только следующей ночью, днем дорога обстреливалась.