Гунны - [23]
Он с минуту еще постоял и крикнул в толпу, обжигая глазами:
— Приказ выйдет: за пьянство — расстрел!.. Кто хоть каплю выпьет — конец!.. Тоди побачимо — кто пить будет!..
И ушел, тяжело трамбуя мшистую землю.
В отряде вводилась боевая дисциплина. Командиры взводов делали переклички, проверяли оружие, считали патроны, проводили занятия. Кривой Опанас, старый бомбардир-наводчик, участник японской и германской войны, и пленные немцы обучали людей артиллерийской стрельбе. Стоя в стороне от орудий, Опанас кричал, видимо невольно подражая манере своего давнего начальника:
— Орудия — к бою!.. По кавалерии!.. Прицел сто двадцать, трубка сто двадцать, три патрона... Огонь!..
Потом подходил, проверял и долго добродушно посмеивался над учениками.
— А-а! Тю на тебя, дурень серый... Яка тоби была команда? А? Так... Ну... А ты що поставил, голопуп зеленый?! А?! Отста-вит!...
Он снова отходил в сторону и, упоенно закрывая глаза, любовно командовал:
— Орудия — к бою!.. По це-пи-и!.. Огонь!!.
Щелкали замки орудий, застывала прислуга в ожидании, и степенный, командир, спокойно, не торопясь, подходил:
— Ну, побачимо, що вы тут набрехали, — качал он головой. — Стреля-яки!.. Ар-р-тиллер-ристы... Тю на вас!.. Ну яка вам була команда?.. А?.. Так... Ну, а вы що?..
— Так их, так, голопупов окаянных, тяни их, Опанасе, тяни! — бросал на ходу веселый Петро.
Издали наблюдая за учениками, Остап, подняв брови, невольно чему-то улыбался.
В конце дня собирались вокруг Федора и подолгу слушали его «политуроки». Потом жадно ловили каждое слово его рассказов о петербургских рабочих, о забастовках, о ссылке, об арсенале, спрашивали о Ленине и Сталине.
Лицо Федора — крепкое, чуть скуластое, местами изрытое оспой — то становилось жестким, упрямым, почти злым, и глаза твердо смотрели в упор, то вдруг становилось неожиданно мягким, и в темных зрачках светилась нежная улыбка. Тогда исчезали даже розовые рубцы на загорелой коже, а в углах глаз собирались, как у добрых стариков, ласковые лучики. И так нравилась крестьянам улыбка Федора, что они нарочно подавали смешные реплики или добивались его шутки.
— Дядя Федор, — захотел пошутить Петр, — а жинка ваша где?
Но Федор не улыбнулся. Глаза его стали вдруг серьезными, лицо — озабоченным и далеким. Он посмотрел в сторону, будто о чем-то задумавшись или вспоминая, и на повторный вопрос нехотя ответил:
— Нет у меня жены.
— Холостой вы?
— Вдовый.
— Тифом померла?
— Нет.
Федор минуту помолчал и прибавил:
— Когда в четырнадцатом меня сослали, она с дочкой в Петербурге осталась... В ссылку писала, что здорова... До шестнадцатого писала... А в семнадцатом, когда вернулся, ее уже целый год не было... От чахотки умерла...
Коротко помолчали.
Под вечер Федор, стоя на коленях, впихивал в пастуший мешок Сергуньки плотную пачку ровно нарезанных белых листков. Чуть поодаль, за толстым деревом, Горпина пришивала к ганниной юбке мешочек с такими же листовками.
— Смотрите ж, — в сотый раз объяснял Федор, — в одно место не бросайте. По всем дворам, по улице, по клуням — везде, где только стоят солдаты, там и кладите. Только тихонечко, в темноте, лучше вечером и ночью... Смотрите же, — снова повторял он, — осторожно, тихо, не торопясь... Помните: поймают — расстреляют!.. Будьте осторожны!..
— Будемо, дяденька, будемо! — торопливо убеждал Сергунька, точно боясь, что у него отнимут поручение. — Ось, побачите, як мы усе обтяпаем!.. Ось побачите!..
— Ну, молодец, паренек, молодец, революция этого не забудет, — ласково смеялся Федор, трепля Сергунькины золотые волосы. — Сам Ленин тебя похвалит. Помните, — снова объяснял он, — один такой листочек может сделать больше трех пулеметов.
Сергунька восторженно выслушал переведенные ему слова листовки, содержавшей в себе обращение к солдатам немецкой и австрийской армий от съезда повстанческих комитетов Украины.
«...Если в этой решительной последней борьбе вы станете на сторону рабочего, вы войдете с нами в великую пролетарскую семью. Если вы станете против нас, мы со стиснутыми зубами и окаменевшими сердцами вырвем из души мысль о том, что вы наши братья, и мы будем беспощадны...»
«Всего не запомнить, — думал Сергунька, — но слова очень хорошие, сильные... Наверное, сам Ленин придумал...»
Ганна и Сергунька готовились в дорогу. Горпина, как мать, хлопотала возле мальчишки, суя ему в руки хлеб и сало. Остап, отведя Ганну в сторону и неотрывно держа ее руки в своих, тихо ей что-то говорил.
Наступал вечер.
Вдоль краев редеющего леса, на земляных валах стояли часовые. Далеко во все стороны были выдвинуты крепкие заставы. На высоких дубах сидели, непривычно глядя в новые немецкие бинокли, остроглазые наблюдатели.
Лагерь, как квадратная крепость, настороженно ощетинился, чутко готовый к борьбе.
XIII
Медленно поднималась из-за деревьев огромная, красная, в дымных пятнах, какая-то даже страшная луна. Кровавый отсвет ложился багровыми кусками на темную пущу влажной зелени, на корявые стволы дубов, на блестящие дула орудий.
Остап одиноко сидел на плотной скамейке из пластов свеженарезанного дерна, опираясь на толстый ствол корявого дуба.
Роман «Доктор Сергеев» рассказывает о молодом хирурге Константине Сергееве, и о нелегкой работе медиков в медсанбатах и госпиталях во время войны.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.