Гуманоиды: Прямой контакт - [30]

— Не жарко? — спрошу и, снимая жар, проведу по ее телу рукой.

Она молчать будет. И тогда уже, пара поддав, со всего размаху начну резко и сильно бить веником по ее мягкой и безвольной спине. И теперь она не скажет ни слова.

— Перевернись, — глухо шепну. И она послушается. И снова буду бить веником по ее телу, снизу доверху, минуя белую незагоревшую грудь. И время от времени рукой стягивать с ее тела лишний жар.

И тогда увижу, как она, безвольная, начинает плакать, — рукой по глазам проводит, стирая с глаз и щек прозрачные крупные капельки...

— Успокойся, — снова шепну. — Не только ты одинокая. Мы все оди­нокие...

И потом, когда она, выплакавшись, пойдет росистой тропой к своему дому, я тоже выйду под звездное небо. Тихо будет в мире, как под водой. Рядом высится дуб. Увижу траву скошенную, что валами на земле лежит. И от покосов привяленных запах клевера донесется... И косу недалеко от дуба увижу — косовищем в землю воткнутую. Под лунным светом блеснет сере­бром изъеденная оселком сталь. Белоснежные звезды будут мигать над голо­вой — куполом сказочным обволакивать меня. Почему-то детство вспомнится, когда чувствовал себя в центре Мира — все кружилось вокруг меня: и солнце теплое, и звезды бесконечные, и дороги гибкие... И подумаю о других дубах, которые сейчас в темноте вырисовываются в поле за речкой извилистой — у неприметного деревенского дома. К дому этому люди ежегодно ходят, чтобы посмотреть на колыбель, в которой когда-то мальчик рос. Так же когда-то над его головой звезды мерцали, и так же луна светила, так же смотрел мальчик на землю тихую, слушал, как мать поет колыбельную, а потом, когда подрос, в свет подался и там, насмотревшись горя людского, тихо выдохнул:

Народ, беларускі народ,

Ты цёмны, сляпы, быццам крот.

І мовай тваёй пагарджаюць.

Давно это было, в иное время.

И за это, только за слово поэтическое, его за решетку посадили... Он же не разбойник был, из храмов никого не выгонял, всего лишь правдивое слово сказал...

Изменилось время, изменился народ, — памятник поэту поставили.

И почему-то закружится у меня голова, и снова до слез пожалею, что я не поэт, не хватает у меня слов, чтобы рассказать о тайнах бесконечных, людей объединяющих.

И как рассказать тебе, Лупоглазенький, об этих тайнах, о любви загадоч­ной? Как рассказать, когда и от чего она вспыхивает?..

А он, как пьяный или как неразумный, свое будет твердить:

— Понимаешь, я тут ни при чем, да и ты не виноват. Мы с тобой — всего лишь представители различных цивилизаций, послы, так сказать, доброй воли... Люди ваши, на Земле, так жаждут встретиться с нами, СЕТИ организовали, в которые миллиарды вбухивают, контактировать хотят, в телескопы нас увидеть, целые международные космические экспедиции создают, чтобы с нами скорее встретиться, а ты — против... Опомнись, деревня темная... Неужели ты против прогресса? Налаживать контакты мы должны. Тебе только и работы — пере­дать наши предложения, а прилететь — мы и сами на летающих тарелках к вам можем. Создадим межцивилизационную контактную группу, условия обсудим. Не будем же мы все делать ни с того ни сего... Главное, передай вашим, что мы — реальность. Передай, что это мы к вам когда-то прилетали и научили ваших жрецов пирамиды строить, разуму научили... И вот сейчас мы снова готовы помогать вам во имя светлого будущего и прогресса...

И что мне оставалось делать?

А что бы вы сделали на моем месте?

Махнул я в отчаянии рукой...

10

...Через иллюминатор самолета, когда домой летел, я смотрел вниз и видел там, в разрывах облаков, безбрежный океан.

Все думал над своими приключениями. И обидно мне стало почему-то... И снова одиночество на меня черной волной накатило.За чем в этой короткой жизни гоняться и за что цепляться?.. Почему люди стали такими растерянными? Почему они обеими руками хватаются за то, что им никогда не понадобится? Почему люди людям верить перестают? Почему же все время в бедах своих мы ищем виновных и никак не можем найти их?.. Почему радость исчезает из наших душ?

... И тогда я увидел внизу берег океана. На том берегу хижину, а в ней старика, который под утро видел львов — они будто котята выбегали из леса на берег и начинали играть. Днем к старику приходил мальчик из поселка. Старик и мальчик были одинокими, и как бывает в таких случаях, дружили. Говорили на равных о футболе, боксе и, конечно же, о рыбалке, так как ста­рик всю жизнь рыбачил.

Затем привидилось мне, как старик утром выплывает в море. Уходит далеко-далеко, куда рыбаки обычно не заплывают. На сардину он хочет поймать большую рыбу. И ловит ее. Вижу, как борются рыба и старик, и силы у них равные. Рыбина мощная, тянет лодку со стариком в океан без­брежный. И день проходит, и ночь, и новый солнечный день наступает, а они все сражаются, старик и рыба. До кровавых мозолей натираются руки старика, солнце обжигает кожу на плечах... Наконец утомленная рыба всплывает на поверхность океана. Она такая огромная, что в лодку никак не поместится. Старик привязывает ее к лодке и направляется к берегу. И вдруг возле лодки появляются ненасытные акулы. Острыми зубами они отхватывают от рыбины куски. И снова старику приходится бороться — бьет веслом по акулам, но их много, и они такие голодные... И ночью, когда старик подплывает к берегу, от рыбы остается только обглоданный скелет. Измученный, истощенный, с окровавленными руками, старик укла­дывается в бедной хижине. Я вижу, как утром в хижину приходит мальчик и, увидев окровавленные руки старика, а на берегу огромный скелет рыбы, начинает плакать.