Гула Камакри. Легенда о проклятом таборе - [12]

– Как вернуться в себя?

– Прикоснуться к своей вещи и произнести: «Ту хохавэса, мэ джином». «Ты врёшь, я знаю».

Впервые Анна задумалась над тем, что это очень странно: ниваши говорят с ней всегда на её родном языке, а когда они произносят цыганские слова, она их не понимает. Зато почему-то понимает цыганский язык, если на нём говорят люди. Точно это знание появляется, только когда она находится в таборе Гулы.

Неподвижный бордовобородый ниваш вдруг выпучил глаза и рыгнул бурлящей водой с такой силой, что дворец рассыпался. Анну закружила вода и вышвырнула на землю.

В этот раз она оказалась почему-то возле небольшого лесного болота. «Почему выбросило из болота, если дворец в реке?» – подумала она.

Была тёплая осень. Болото, наполовину заросшее рогозом и травой, окружал светлый сосновый лес. Неподалёку росла горькая клюква, чуть дальше виднелись холмы, поросшие мхом и уже облезлыми лилово-рыжими кустами черники.

Леса Анна, конечно, не боялась. Сергей, её отец, не раз проходил с нами собственный авторский курс «Выживание в лесу».

Анна подумала, что нужно сориентироваться, где север и юг, но какое это имело значение в междумирье? У неё даже карты этого мира не было. Поэтому она решила руководствоваться правилом, которое очень любит мой папа: «Если я не знаю, куда идти, всегда иду прямо». Кстати, если прямо дороги нет, он всегда выбирает идти направо. Логики никакой, конечно.

Анна шла прямо, лес казался бесконечным и однообразным, никаких троп, никаких дорог в нём не было, и приходилось продираться сквозь кусты. Наконец впереди показался длинный овраг, поросший мхом. Обходить его было лень, и Анна спустилась на дно.

– Анна, Анна, – позвал её женский голос, похожий на птичий.

Поначалу ей показалось, что слышится он с неба. Анна посмотрела вверх.

На ветках высокой сосны сидели три девушки с кудрявыми золотистыми волосами, такими длинными, что они спускались до земли. «Ничего себе! – подумала Анна. – Это Рапунцель, что ли? Но почему их три? Три Рапунцели в цыганском мире? Бред! А, нет! Урмы. Лесные феи!» Анна когда-то рисовала их в скетчбуке.

Урмы ходят всегда по три. Они предсказывают судьбу каждому новорождённому. Одна из них добрая (Анна изображала её в белом платье), другая злая (в чёрном), а третья не то и не другое, безразличная к человеку (в сером). Урмы, которых повстречала Анна, казались тройняшками. Мало того, все три были в одинаковых зелёных платьях, и попробуй догадайся, кто из них кто.

– Вы урмы? – уточнила Анна.

– Да, – ответили хором все три. – Ты не знаешь, куда идти, но мы тебе поможем. Ты увидишь трёх одинаковых птиц, одна из них – птица счастья чириклия-бахтали, другая – птица горя чириклия-жумгалия и третья – обыкновенная лесная птица. Выбери, за какой идти, и она укажет путь.

Тут же появились три кукушки. Они одновременно опустились на три молодых пушистых сосны. Анна решила понаблюдать за ними, чтобы не ошибиться, и села на землю. Никто не станет выбирать птицу горя. Значит, нужно догадаться, какая из трёх чириклия-жумгалия. Ничего особенного не происходило. Все три птицы спокойно сидели и ждали. Время от времени одна из них начинала куковать, но голоса были одинаковыми и каждая куковала ровно девять раз.

Никаких подсказок. Так можно и до ночи просидеть, а Анна уже замёрзла в мокрой одежде. «Ладно, выберу ту, которая посередине», – решила наконец она. И подошла к кукушке. Та вспорхнула и перелетела дальше. Две другие исчезли.

Анна шла за кукушкой мучительно долго. Решила, что наверняка ей попалась не волшебная птица, а обыкновенная, которая понятия не имеет, куда нужно лететь. Серые осенние сумерки становились всё гуще, грязнее, как вода в стаканчике, когда слишком долго рисуешь плотной гуашью.

Наконец нечистые цвета сменил чёрный, неожиданно яркий. Ночь показалась Анне странной. Она не сразу поняла, в чём дело: на небе не было видно ни луны, ни звёзд, хотя оно казалось ясным. Лес не заканчивался. Ничего не было видно, и Анна пробиралась на ощупь. Кукушка тоже утонула во тьме и теперь звала Анну своим «ку-ку, ку-ку» незнамо откуда, попробуй пойми. Анна поняла, что выбрала птицу горя, и утешала себя тем, что ничего плохого ещё не случилось. Но чувствовала, что случится вот-вот, совсем скоро.

«Может, не стоит никуда идти, пока всё нормально и она меня не завела незнамо куда?» – подумала Анна, но не могла не идти. Даже если остановится, судьба найдёт.

Кукушка исчезла. Анну что-то сбило с ног. (Это было несложно, учитывая, что она устала и еле плелась на своих каблучищах.) Круглое, как шар, и упругое. Шар развернулся и превратился в тощее существо раза в полтора выше Анны. Существо вцепилось в неё руками, похожими на щупальца, и Анне показалось, что оно состоит из одних мышц: мягкое, как резина, и сильное, как моллюск.

Моллюсков-беззубок мы с Анной часто ловили в реке у неё на даче, но ни разу не смогли открыть створки, пока моллюск внутри был жив. Одной своей маленькой мышцей он удерживал половинки ракушки так крепко, что даже взрослый не разожмёт.

Анна догадалась, что её тащит мулло, мертвец.

Мулло становится не всякий умерший. Только тот, кто не может обрести покой: если человека убили, станет он мулло, будет являться своему убийце. Оживают и те покойники, которых похоронили неправильно или же чьи вещи не сожжены. Выкапывают мулло мертворождённых младенцев. Варят их в котле в росе, что собирают по капле ранним утром. Вывариваются у покойника кости, превращается он в мулло. А в ночь накануне Нового года похищают мулло девушек-цыганок, утаскивают в глубокие пещеры и также варят их в котле с росой, и без боли растворяются у них кости, и становятся девушки мулли, жёнами мулло. Боятся они только семян дурмана, и никогда не ходят в лес молодые цыганки без мешочка с семенами.