Гук, Гиви и другие - [6]

Вот, речь идет о катере… Гиви так и знал. Николай просто отмахнулся от сомнительных фактов.

— Ну, что у тебя? — Гук сел па край стола и тоже закурил.

— Читал? — Гиви протянул Гуку записку. Тот глянул и рассмеялся.

— А, это… Чудак этот Лебедев…

— Тебе не кажется, Коля, что дельфины не хотят больше с нами контактов?

— Что ты еще выдумал? — Гук нахмурился, слез со стола, поправил на спинке стула свой замшевый пиджак. — Думаешь, я не понял, зачем здесь эти подшивки? Корреспонденты ведь наплетут бог знает что! Чушь! Как и твои домыслы.

— А может быть, не домыслы?

— Ну, фантастическая гипотеза! — раздраженно сказал Николай. — Ведь их промышляли многие годы… Будь же ты ученым, Гиви, а не писателем!

— А я не писатель…

— Ну, поэт. Шота Руставели в должности научного сотрудника! Вместо забот о нуждах народного хозяйства — поэтические изыскания о дельфинах. Удивительно, как за десять лет работы из тебя это не вымыло. — Гук прошелся по кабинету. — Ты два года не был в отпуске, устал. Это понятно. А что, возьми сейчас месячишко. Я тряхну стариной, займусь животными…

— Займись. Вон с «дикарями» тоже ничего не получается. — Гиви встал и пошел к двери. Все эти разговоры с Николаем бессмысленны. Однако… — Да, забыл. Сегодня на меня напала Эльма.

Гук сел за стол, положил на столешницу большие кулаки.

— Рассказывай.

Выслушав, проговорил:

— Ну, ладно. Давай переведем их на несколько недель в прибрежный вольер.

На следующий день к четырем часам Пирата и Эльму перевели в прибрежный вольер, В маленькой бухточке под защитой косы море было совсем спокойным.

Все уехали, Гиви остался один. Он полулежал на досках настила и смотрел на дельфинов. Солнце припекало все еще немилосердно. Пират и Эльма стояли у заградительной сети, обращенной к открытому морю, словно принюхивались к нему. Гиви угадывал в их застывших позах напряжение. Милые непонятные звери, он исполнит сейчас свой долг перед вами. Так, как понимает его. Он старался быть вам другом, старшим братом, и не его вина, если из этого ничего не подучилось. Может быть, не совсем напрасно прожил он последние десять лет. Вы научили его многому. Возможно, и он вас научил чему-то, показал, какими люди могут быть добрыми и ласковыми. Помнишь, Пират, как играли а открытом море и ты не ушел с вольными дельфинами?..

Гиви поднялся, принес с берега ведро рыбы, оставленной для вечернего кормления, и стал бросать ее дельфинам. Покончив с рыбой, прошел по настилу к калитке, спрыгнул о воду и распустил завязки. Дельфины наблюдали за ним. Открыв калитку, Гиви выплыл из вольера. Хлопнул ладонью по воде. Он видел, что дельфины стоят перед отворенной калиткой. Отплыл мористее и снова хлопнул ладонью. Животные будто растерялись, сомневались. Потом Пират выскользнул из вольера и медленно поплыл туда-сюда у сети снаружи. Затем, сделав стремительный круг, исчез в море. И тут Эльма так же стремительно последовала за ним.

Гиви вылез на настил, долго вглядывался в воды бухточки, вдаль. Море синело и сверкало под лучами садящегося солнца, катило к вольеру спокойные волны. Он отвернулся и пошел по мосткам на берег.

Солнце садилось в море. Оранжевый полукруг в дымке, висевшей над горизонтом, казался неестественно громадным. Небо было неземным — желтым, зеленым, непрозрачным. И недвижимый влажный воздух, в котором застыла настораживающая густая тишина. Все было нереальным, но не сказочным, а угрожающим. Гиви судорожно, глубоко вздохнул, закрыл глаза и, подобрав повыше колени, положил на них руки и голову.

Часа в два ночи он пошел в «хижину». Этот деревянный однокомнатный домишко, выстроенный на берегу у вольеров лет двенадцать назад, в последние годы заселялся редко. Гиви зажег свечу на столе, разыскал старое солдатское одеяло и лег на продавленный кожаный диван, стоявший когда-то в директорском кабинете. Долго не мог согреться. Лежал и смотрел на дрожащий язычок свечи. Потом от этого живого огонька, от запаха деревянных стен и грубой теплой шерсти, от негромкого мерного шума моря стало ему спокойно. Он думал о чем-то смутно, словно засыпая. Но сон не шел. Потрескивала свеча, негромко било в берег море. «Что с нами станет, — вдруг четко всплыло в мозгу Гиви, — если друзей мы превратим во врагов? Что будет, если китообразные, объединившись, станут вытеснять людей из Мирового океана? Пока не найдется средства для полного уничтожения животных (противоестественная тотальная война!), захиреют рыболовство, морекультуры, разразится голод в районах и странах, зависящих от моря — в Японии, Индонезии, Океании, Скандинавии, Исландии, во множестве других островных и прибрежных стран…»

А может быть, все это действительно бред? Много лет, очень много, он шел, и шел твердо, уверенно, все было ясно и просто. И вдруг стало зыбко, расплывчато. Этот последний месяц, расстрел у Тетешимы… Два года без отпуска. Напряженная подготовка к эксперименту. Возможно, все от этого? Безвыходность ситуации, расходившиеся нервы…

Под утро он все же заснул. Проснулся поздно. Сквозь пыльное окно в «хижину» заглядывал безоблачный день. Свеча превратилась в застывшее на блюдце озерцо стеарина. Гиви сбежал к морю и искупался. Проплывая мимо вольера, он тщательно подвязал калитку к верхнему тросу. И понял, что надеется на возвращение дельфинов. Они эмоциональны. Они ближе всех стоит по разуму к людям. У них хорошая память. Может быть, не все еще потеряно. Если люди в ближайшее время не совершат очередного преступления по отношению к дельфинам, очередной «ответной акции»… Вот выход: сказать о случившемся, кричать о случившемся! Предостеречь, И ждать. Ах, как необходимо, чтобы люди поняли, что они вышли в своих отношениях с природой на критическую грань!