Гудбай, Россия - [78]

Однажды Сергей спросил, что я думаю, если он попробует сам написать статью. Мы обсудили план и материалы, результаты и вероятные выводы статьи. Работал Сергей быстро и через пару недель принес черновик статьи. После нескольких моих и совместных правок статья ушла в печать и увидела свет под его фамилией. Рады были все!

• Карась С. И. Генетико-эпидемиологический анализ приступообразно-прогредиентной шизофрении. Генетика. 1988; 24 (4): 732–740.

В публикациях лаборатории участвовали и другие сотрудники: Ольга Шерина, Ирина Бояринцева, Лена Гуткевич и Лена Черных.

• Рицнер М. С., Карась С. И., Шерина О. Л., Бояринцева И. Г., Гуткевич Е. В. Генетическая эпидемиология шизофрении Томской области. <…> Генетика. 1989; 25 (4): 711–719.

• Рицнер М. С., Карась С. И., Черных Е. И. Генетическая эпидемиология шизофрении в популяции Томской области. Изучение факторов клинического полиморфизма // Генетика. 1990. Т. 26. № 12. С. 2232–2239.

Если в нашей лаборатории серьезных этических проблем не возникало, то в институте в них не было недостатка. О моих конфликтах с внешними «соавторами» я упомянул в предыдущем очерке («Интриги научного двора»).

За «железным занавесом»

Не секрет, что мы жили за «железным занавесом», обозначающим информационный, политический и пограничный барьер, изолирующий социалистические страны от капиталистических стран Запада. За этим барьером оказались не только люди, но и культура, и наука, которые серьезно пострадали. Этот ущерб никем не измерен.

Наукой разработаны строгие требования к оригинальному научному исследованию и к репликации, то есть к оценке воспроизводимости результатов. Поэтому по своей сущности «результаты и научные знания» интернациональны и экстерриториальны[115]. Другими словами, неважно, где и когда впервые получены новые «результаты и научные знания», только они считаются новыми, то есть оригинальными. Репликация, или повторение измерений, не может считаться оригинальным или новым результатом. Такие утверждения, как «впервые» в СССР, в Ленинграде, Москве, Киеве, Томске и т. д., весьма распространенные в диссертациях, говорят только о весьма сомнительной научной ценности полученных результатов исследования. Такие, с позволения сказать, открытия напоминают мне ситуацию из романа «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова, где буфетчик оправдывается перед Воландом, выговаривающим ему за испорченную осетрину, которую «иностранному магу» довелось попробовать в буфете:

— Осетрину прислали второй свежести, — сообщил буфетчик.

— Вторая свежесть — вот что вздор! Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!

Таким образом, впервые полученный результат может быть только один! Я не имею в виду репликативные исследования, которые, как известно, дают коэффициенты воспроизводимости <25 % для лучших работ в сфере фундаментальной и доклинической медицины[116].

Чтобы не заниматься репликацией исследований и не получать «тухлые» результаты, ученые всех стран прилагают большие усилия для чтения всего, что публикуется в области их научных интересов, посещают международные конференции и конгрессы, делают доклады, публикуют свои результаты в международных журналах, посещают лаборатории друг друга, переписываются друг с другом и многое другое. Именно таких возможностей и не было у советских ученых из-за идеологических и финансовых ограничений. Наша наука находилась за «железным занавесом»[117], за которым для нее воровали немало данных и технологий. СССР воровал на Западе все подряд — от оружия до бижутерии. Кроме того, политика советского режима сделала публикации научных работ за рубежом опасным и почти невозможным делом[118]. Было бы удивительно, если бы она, несмотря на немалое количество талантливых исследователей, не отставала от достижений мировой науки. Что касается области моих научных интересов (психиатрии и генетики), то принципиально новых результатов в СССР было пренебрежимо мало, а те, что были, не публиковались за рубежом и, следовательно, не вовлекались в научный оборот (то есть не цитировались).

Я сталкивался с «железным занавесом» не однажды. Расскажу лишь одну историю. Для публикации научной статьи в СССР надо было пройти внутриинститутскую экспертизу. В нашем институте была экспертная комиссия из трех ученых. Результаты экспертизы оформлялись специальным протоколом, без которого директор института не подписывал статью «в печать». Протокол вместе со статьей посылался в научный журнал, где рукопись проходила цензуру. Обсуждение результатов исследований нашей лаборатории показал, что мы получили некоторые действительно новые, ранее неизвестные результаты. Вместе с соавторами я написал две статьи и перевел их на английский язык для публикации за рубежом. Для отправки их в зарубежные журналы требовались подпись директора института, разрешение Академии медицинских наук, Министерства здравоохранения и цензуры («Главлита»). Подержав наши статьи пару недель, директор В. Я. Семке пригласил меня на беседу.

— Михаил Самуилович, расскажите мне вкратце суть этих работ, — попросил Валентин Яковлевич, разложив на своем столе рукописи. — Вы же знаете, я в генетике не разбираюсь.