Гудбай, Россия - [68]
Главным персонажем этой печальной истории был мой друг, в ту пору доцент Анатолий Михайлович Полищук, или просто Толя, удивительный и умный человек, заведующий кафедрой биологии медико-биологического факультета мединститута. Он уже хорошо знаком читателю: со школы генетиков, где мы познакомились, и со страниц этого очерка. Когда пишутся эти строчки, Толя с Наташей живут в городе Беэр-Шева на юге Израиля. Я позвонил ему и получил согласие на публикацию этой истории.
Начало этой истории положило решение Толи принять одного социолога на работу на кафедру биологии, где он мыл полы. КГБ преследовал этого человека за распространение запрещенной литературы. У него не было средств к существованию, так как на работу его нигде не принимали. Полищук — генетический гуманист, и КГБ ему не указ! Правда заключалась еще и в том, что он давал читать Толе запрещенную литературу, а Толя передавал ее мне и еще кому-то из друзей. В итоге социолог получил три года тюрьмы. Сотрудники КГБ принялись третировать Толю, искать улики, чтобы засадить и его. Они устроили у него на кафедре обыск, стали за ним следить и прослушивать, давили на него посредством администрации мединститута, угрожали уволить, стремились социально изолировать его. Всех его знакомых предупредили не общаться с ним. В этом списке была и моя фамилия.
Меня вызвал на «профилактическую» беседу директор центра А. И. Потапов. Когда я вошел в его кабинет, он «забился в истерике», обвиняя меня в «сионистской деятельности». В кабинете находились парторг и профорг центра, а также лояльный и правильный Б. С. Положий из нашего института.
— Зачем ты сюда приехал? Зачем связался с Полищуком? — буквально кричал он, не ответив на приветствие. — Решил организовать сионистскую группу? Прекрати с ним встречаться или возвращайся в свой Биробиджан.
На дворе был 1982 год, а не 1953! Все присутствующие напряженно молчали. Я сразу понял, что это как-то связано с Толей Полищуком. Но как? Мне было неизвестно. Напор Потапова меня ошеломил, но не подавил.
— Вы не имеете права со мной так разговаривать! О какой сионистской группе идет речь? Это ложь! — возражал я громко, когда он набирал в легкие воздух.
Потапов продолжал исполнять свою «партию», бросая на меня удивленные взгляды, так как в его кабинете было не принято возражать начальству. Потом вдруг остановился, попросил всех выйти и продолжил уже другим тоном:
— Да не дразни ты этих… пока они за тебя не взялись.
Он показал пальцем в потолок, имея в виду КГБ, и добавил совершенно спокойным голосом:
— Из-за твоего друга я обещал им, что задержу твое избрание по конкурсу.
Я вылетел из его кабинета на улицу и поехал домой на автобусе. На остановке я позвонил Толе домой из телефона-автомата, желая сообщить ему, что он «под колпаком» у КГБ.
— Нам надо поговорить, — сказал я, не здороваясь.
— Конечно, поговорим. Я достал дрель и скоро буду у вас, — ответил, как всегда, бодро Полищук. — Галя попросила помочь тебе повесить шторы на окна.
Действительно, мы пару недель тому назад получили квартиру и только-только начали обустраиваться. Дрели у меня не было.
— Здорово, — сказал я, — пойду куплю бутылку водки.
— Погоди, Миша, это будет лишним, я привезу спирт, — возразил Толя.
Он действительно приехал через пару часов и умело прибил палку для штор. Мы поужинали и обсудили ситуацию и новости. Он рассказал, в чем дело и о том, что закончил работу над докторской и решил уехать к родителям в Ужгород, не дожидаясь ареста.
— Домой к нам не приезжай, так как за нами следят и телефон прослушивают, — напутствовал Толя перед уходом.
Последнее предположение частично подтвердилось на следующий же день при случайной встрече с профессором Е. Д. Красиком.
— Михаил Самуилович, зачем вы дразните гусей? — спросил меня профессор сходу. — Ведь просил тебя Потапов не общаться с этим… Полищуком. Ну что ты на рожон лезешь? Зачем, выйдя от Потапова, побежал за водкой, чтобы распить ее с Полищуком? — распалялся в праведном гневе Е. Д. Красик.
Его осведомленность о моей встрече с Потаповым, где его не было, и о моем звонке Толе была более чем подозрительной относительно источника информации. Если о беседе с Потаповым ему мог рассказать Положий или сам Потапов, то откуда профессор мог знать о содержании моего телефонного разговора с Толей? Догадаться было нетрудно: только от тех, кто прослушивает телефоны. Мне стало не по себе. Профессор Красик рекомендовал меня как руководителя лаборатории генетики и, по-видимому, считал себя ответственным за мое поведение. Его можно было понять, но я отказывался терять свою свободу и независимость, хотя и призрачные.
