Гудбай, Россия - [60]

[101]. Профессор Снежневский утверждал, что все диагнозы советским инакомыслящим ставятся аккуратно и точно. Это была ложь[102].

Более информативной была лекция профессора Р. А. Наджарова: «Психиатрия уже не описывает новые симптомы и болезни, она занята общими проблемами (систематика, синдромокинез или динамика синдромов) … Не решен вопрос о соотношении синдромологии и нозологии… Континуальность нозологии приводит к концепции существования нозологических групп, а не единиц… Уменьшается психотизация психозов, нарастает их соматизация». Эти утверждения не потеряли своего значения и сегодня, в 2019 году.

В зарубежной психиатрии все шире разрабатывались и применялись шкалы для оценки тяжести болезни и отдельных ее симптомов и синдромов. Хотя их недостатки хорошо известны, стандартные шкалы используются для психофармакологических, эпидемиологических и генетических исследований. Однако ничего подобного не происходило в СССР, где психический статус больного определялся посредством свободной беседы с пациентом, названной «клинико-психопатологическим методом». Такой дискриптивный подход очень субъективен. Таким образом, оценка психического состояния пациента топталась недалеко от того места, где ее оставил Эмиль Крепелин в начале прошлого столетия. Когда пару лет спустя я начал применять шкалы для количественной оценки тяжести симптомов, на меня посматривали косо и возражали: «Это не наш метод, не наша психиатрия». Действительно, и здесь, как и в случае с генетикой, не обошлось без партийного вмешательства.

Я имею в виду дискуссии в 1920–30-е годы, когда психологическое тестирование было запрещено постановлением ЦК ВКП (б)[103]. О психологических тестах советские психологи старались забыть как о страшном сне. Многие ученые были уничтожены. Трагическим примером может служить судьба И. Н. Шпильрейна, исследования которого были посвящены изучению профессий, научной организации труда, разработке методик отбора для Красной армии. В 1935 году он был арестован по обвинению в антисоветской деятельности, а в декабре 1937 года расстрелян. Ущерб, нанесенный психологической науке разгромом психотехники и борьбой с «педологическими извращениями», огромен и сопоставим, пожалуй, лишь с теми потерями, которые понесли генетика и кибернетика. Только в марте 1969 года психодиагностика была признана одной из наименее развитых областей психологического знания. Возвращение тестов происходило на фоне дискуссий о предмете «марксистской психодиагностики». В 1980-е годы в советской психодиагностике становится «привычным делом» использование зарубежных тестов, оперирование их теоретическими конструктами. Своих тестов, сопоставимых с зарубежными, увы, не было.

Но вернемся к школе психиатров. В моей памяти остались содержательные лекции профессора Андрея Евгеньевича Личко (1926–1994) из Ленинградского психоневрологического института им. В. М. Бехтерева о подростковой психиатрии и о ленинградских сплетнях. Последние он подразделял на три группы: (1) сплетни, в основе которых имели место реальные факты, — это не сплетни; (2) те, которые имели очень отдаленную связь с чем-то в реальной жизни; и (3) сплетни без какой-либо связи с действительностью. Вот эти, по мнению лектора, и есть настоящие сплетни, заслуживающие внимания, так как их появление и живучесть говорят о социальном здоровье общества и о группах, которые могут быть заинтересованы в их распространении. Далее им были приведены примеры из богатой истории Санкт-Петербурга.

Интересной была лекция по актуальным проблемам геронтопсихиатрии профессора Эриха Яковлевича Штернберга (1903–1980). Напомню, что с приходом к власти нацистов Э. Я. Штернберг переехал в Москву, где работал в Институте им. П. Б. Ганнушкина. В марте 1938 года Штернберг был репрессирован. В годы пребывания в лагерях и ссылке он работал врачом в разных регионах страны. Спустя 16 лет его реабилитировали. Э. Я. Штернберг защитил кандидатскую, а вскоре и докторскую диссертации. В 1962 году он становится руководителем клиники психозов позднего возраста в институте Снежневского и создает школу отечественных геронтопсихиатров. Эрих Яковлевич приехал на школу в Суздаль вместе с женой. Они ходили медленно под ручку. Однажды мы обедали за одним столом. Он со всеми познакомился и интересно рассказывал о своей работе в клиниках для нервных и психических больных под руководством профессора К. Бонгеффера — в Берлине и профессора Е. Рейса — в Дрездене.

Как всегда, были блистательными лекции профессора Григория Яковлевича Авруцкого (1924–1993) по психофармакологии и д. м. н. Виктора Мироновича Гиндилиса по генетике шизофрении. В программе школы был фильм Андрея Тарковского «Зеркало».

«Южная школа»

Из многочисленных знакомств со «школьниками» моя дальнейшая судьба пересеклась надолго с двумя талантливыми врачами, исследователями и впоследствии известными профессорами, а также просто нормальными мужиками из Симферополя: Виктором Самохваловым и Николаем Корнетовым. Если мне память не изменяет, мы познакомились в баре, за стойкой. С ними был еще Вениамин, или просто Веня, Губерник, который никого не оставлял равнодушным. Эта амбициозная троица называла себя «южной школой» психиатров из Симферополя. Вскоре мы перешли в номер, где продолжили знакомство, чередуя тосты с дискуссией. Не вдаваясь в детали, мы говорили о психиатрии, генах, амбициях, о генералах от психиатрии и о многом другом. Виктор говорил меньше других, но непрерывно зарисовывал происходящее. Получился уникальный комплект рисунков-шаржей, который был впоследствии мне подарен.