Гудбай, Россия - [57]

В короткой беседе я рассказал М. Е. Вартаняну про свои научные планы.

— Обсуди свои идеи с Виктором Мироновичем, — сказал он мне тогда, — и приходи к нам в институт.

Марат Енокович был, несомненно, харизматичной личностью. Наши личные отношения пережили два периода: сотрудничества и противостояния. М. Е. Вартанян был тем человеком, кто:

— способствовал открытию Томского филиала Центра психического здоровья АМН СССР (1981) и поддержал мое назначение руководителем лаборатории клинической генетики;

— разрушил мою лабораторию, отдав ее для открытия НИИ медицинской генетики Томского научного центра;

— вместе с Н. П Бочковым пытался провалить защиту моей докторской диссертации, что происходило в период его «грязной» борьбы с В. М. Гиндилисом[94]. Об этом речь еще впереди.

Все лекторы были легко доступны «школьникам». Но самое интересное было по вечерам и ночам: дискуссии почти до утра, споры, много разведенного спирта с лимонными корками, символическая закуска и сигарный дым до потолка. Кир перезнакомил меня чуть ли не со всеми «школьниками». Он представлял меня как психиатра, который может лечить больных, а сам много лет болеет генетикой. Среди моих новых знакомых оказались Борис Альтшулер, Толя Полищук, Ааво Микельсаар, Олег Розенберг, Женя Шварц и другие.

Стажировка

Приняли меня в Институте медицинской генетики хорошо. Атмосфера в тот период в ИМГ была еще сносной. Пару дней ушло на знакомство с лабораториями, часть дня я проводил в лаборатории Кира. Кроме того, я начал работать в медико-генетической консультации института. Принимал больных с наследственными заболеваниями и их родственников, учился рассчитывать риск генетических заболеваний. Все было необычно для врача-лечебника и поэтому интересно. В институте была библиотека генетической литературы и диссертационный зал, где я также проводил немало времени.

В этот период у меня состоялась интересная встреча в Институте антропологии АН СССР с Татьяной Дмитриевной Гладковой, ведущим специалистом по дерматоглифике. Лично мы встретились в 1978 году, когда я был в Москве на конгрессе генетиков, о чем я уже писал. На этот раз Татьяна Дмитриевна пригласила меня домой, накормила вкусным ужином. Мы долго обсуждали проблемы изучения дерматоглифики и генетики пальцевых узоров.

И как мы избежали тленья…

Прозрачна ночь над Соловками.

Кресты разъятыми руками

изображают «вот те на!»,

но только с ноткой удивленья:

«И как мы избежали тленья

в такие, братцы, времена?»

Борис Горзев[95]

Это строчки Бориса Альтшулера (он же Борис Горзев; 1944–2015), с которым мы подружились после школы. Когда я впервые увидел Бориса в Ростове Великом, он выглядел худым и мрачноватым, правда, глаза были все понимающими. Первое впечатление подтвердилось, он понимал все, или почти все, был скептиком, но очень тонким и деликатным человеком. Его внешняя неприветливость была «фасадом», за которым скрывались проницательный ум и ранимая душа. Впрочем, и жизнь его тоже была «двойной», но об этом позже. Незадолго до школы генетиков Борис успешно защитил кандидатскую диссертацию (1978) по генетике язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки и работал в ИМГ АМН СССР. Начиная с 1979 года мы переписывались и встречались в разных местах, принимали участие в жизни друг друга. Читателю еще предстоит встретиться с Бобом, с его женой, Юлией Абросимовой, так как Судьбе было угодно, чтобы мы в последующие 35 лет стали родными друзьями.

Борис Аркадьевич АЛЬТШУЛЕР (1944–2015) — к. м. н., генетик, старший научный сотрудник ИМГ АМН СССР, поэт и прозаик (Горзев, псевдоним). Борис родился в Москве. Отец был известным экономистом — профессором, а мама — врачом-терапевтом, работала в клинике академика В. Н. Виноградова, врача Сталина. После окончания мединститута Борис работал врачом, затем старшим научным сотрудником в лаборатории клинической генетики ИМГ АМН СССР (до 1989 года). Член Союза писателей Москвы. Автор многих опубликованных в России и в других странах книг и сценариев телевизионных фильмов. Редактор литературного отдела журнала «Химия и жизнь». Жена — Юлия Абросимова, дети: сын Евгений и дочь Зинаида — Зинуля.

Во время школы генетиков мы общались мало, и если бы не моя последующая стажировка в ИМГ, то, наверное, и не вспомнили бы друг друга через столько лет. Но Судьба распорядилась иначе. На стажировке в лаборатории клинической генетики мне предложили рабочий стол в комнате Бориса. С этого и началась история наших отношений, совместной работы, дружбы, любви и споров, огорчений, встреч, расставаний и многого другого. Короче, я обрел одного из самых близких мне людей в этом безумном мире. Да и звать его я буду по-своему — Бобом, а он меня — Мишкой.

В тот период Боб пытался разобраться с генетическими и иными факторами риска возникновения язвы желудка и двенадцатиперстной кишки. Мне особенно делать было нечего, и Боб охотно рассказал мне, над чем он работает. Когда суть задачи прояснилась, то я предложил ему применить статистическую процедуру распознавания Вальда (Wald) для построения прогностической таблицы риска. Ранее я использовал этот метод для решения другой, не генетической задачи. Боб заинтересовался, и мы решили проанализировать его семейный материал этим методом. Надо было заново перебрать все его родословные. Работы было много, продвигались мы медленно. Когда заканчивался рабочий день в институте, мы продолжали у Боба дома, в центре Москвы. Через некоторое время он вообще предложил мне перебраться из гостиницы к нему домой. Дело пошло быстрее. Вечерами мы разговаривали («трепались») обо всем на свете и без дипломатии. Мы быстро выяснили, что «мое инакомыслие конкордантно его инакомыслию»