Гуарани - [59]

— А теперь, — сказал Бенто Симоэнс, — зайдите вы туда; я крикну, и вы услышите мой голос над головой, а никак не из-под земли.

— Ну, это меня ни капельки не волнует, — сказал итальянец. — Вторая наша проба начисто меня успокоила. Человек, который грозил нам, не мог слышать того, что мы говорили. Он может только подозревать.

— А вы все хотите уверить нас, что это был человек?

— Послушай, дорогой мой Бенто Симоэнс; есть на свете существо пострашнее змей: имя ему — фантазер.

— Фантазер! Уж сказали бы лучше — христианин!

— Одно другого стоит. Хоть фантазер, хоть христианин, но если вы еще раз заговорите о духах или чудесах, дальше этого места вы никуда не уйдете и вас потом тут склюют ястреба.

Авентурейро весь позеленел. Страшнее всего для него была не смерть, а муки ада, на которые, как учит церковь, обречена душа, если тело остается непогребенным.

— Ну как, надумал?

— Да.

— Согласен, что это был человек?

— Согласен.

— Поклянешься в этом?

— Клянусь!

— Чем?

— Спасением моей души.

Итальянец отпустил руку несчастного; тот упал на колени, моля бога простить его за клятвопреступление.

Руи Соэйро вернулся, все трое молча пошли прежней дорогой. Лоредано — погруженный в свои мысли, спутники его — понурые и удрученные.

Потом они сели отдохнуть под деревом и так просидели не меньше часа, не зная, что теперь делать, чего ожидать. Положение было критическое. Они понимали, что наступила минута, когда одно движение, один шаг могут или столкнуть их в пропасть, или спасти от неминуемой гибели.

Лоредано тщательно обдумывал все, сохраняя мужество и присутствие духа, которые в решительный момент никогда его не покидали. В душе его разгорелась жестокая борьба. И была одна сила, которая брала верх над всем, — жгучая жажда наслаждения, чувственность, обостренная аскетизмом монашеской жизни и безлюдьем бразильских лесов. Плотские инстинкты, которые итальянец с детства приучен был сдерживать, бурно требовали своего на просторах этой пышущей жизнью земли, под лучами горячего солнца, от которого вскипала кровь.

Сила эта, сбросив с себя узду, породила в нем две неукротимые страсти.

Одна — страсть к золоту, надежда, что наступит когда-нибудь день, когда он сможет упиваться созерцанием сказочных сокровищ, которые влекли его, как Тантала, и все время от него ускользали.

Другая — страсть к женщине, лихорадка, горячившая кровь всякий раз, когда он глядел на эту целомудренную, невинную девушку, облик которой, казалось, мог внушить только чистую любовь.

Эти две страсти боролись в его сердце. Что ему делать? Бежать ли и спасать свои сокровища, потеряв Сесилию? Или остаться и поставить на карту жизнь, чтобы удовлетворить пожиравшее его неодолимое желание?

Бывали минуты, когда он говорил себе, что стоит только разбогатеть, и он завоюет любую женщину, какую только захочет. В другие минуты он ясно представлял себе, что без Сесилии вселенная опустеет. Зачем тогда золото, которое он добудет?

Наконец он поднял голову. Спутники ждали его слова, как оракула, который предрешит их судьбу; они приготовились слушать.

— У нас только два пути: либо вернуться в дом, либо сейчас же бежать отсюда. Что вы на это скажете?

— Сдается, — пролепетал Бенто Симоэнс, все еще продолжая трястись от страха, — что мы должны бежать сию же минуту, и бежать без оглядки.

— А ты тоже так думаешь, Руи?

— Нет. Если мы бежим, мы этим выдадим себя — и тогда мы погибли. Скитаться втроем по сертану, бояться заходить в селения, нет, этак нам не прожить. У нас всюду враги.

— Так что же ты предлагаешь?

— Вернуться домой как ни в чем не бывало: тогда, если даже тайна раскрыта, у них не будет в руках доказательств нашей вины, если же нет, то нам вообще ничто не грозит.

— Ты прав, — сказал итальянец, — надо вернуться: в этом доме нас ждет либо удача, либо крушение всех наших замыслов. Будем же готовы к тому, чтобы все выиграть или все потерять.

Наступило продолжительное молчание: итальянец что-то обдумывал.

— Сколько у тебя надежных людей, Руи? — спросил он.

— Восемь человек.

— А у тебя, Бенто?

— Семеро.

— Они готовы?

— Готовы начать по первому зову.

— Хорошо, — сказал итальянец с уверенностью полководца, составляющего план сражения, — завтра в этот час приведите сюда всех ваших людей. Надо, чтобы за ночь все было решено.

— А сейчас что будем делать? — спросил Бенто Симоэнс,

— Подождем темноты. Как только стемнеет, подойдем к дому. Кинем жребий, и один из нас войдет туда первый. Если все в порядке, он даст знак остальным. Таким образом, если один погибнет, у двоих, по крайней мере, будет надежда спастись.

Авентурейро решили, что проведут остаток дня в лесу. Они довольно плотно закусили: неприхотливый обед их состоял из лесных плодов и дичи.

Около пяти часов вечера они направились к дому, чтобы разведать, что за это время произошло, и осуществить свой план.

Перед тем как пуститься в путь, Лоредано зарядил клавин, велел обоим авентурейро сделать то же самое и сказал:

— Учтите следующее: в нашем положении тот, кто не с нами, — против нас. Каждый может оказаться шпионом, доносчиком. Так или иначе, одним противником у нас тогда будет меньше.