Грязные игры - [15]

Но в отличие от Пастернака творил Виктор Петрович Зорин не стихотворения и поэмы, а всякого рода исходящие бумаги, которые, украшенные «монаршьей» подписью, становились вехами в истории страны. А ведь некоторые из этих бумаг для кого-то очень и очень дорого стоили! В том смысле, что за них готовы были платить любые деньги. Или бабки. Или тугрики. Или зеленые. Или капусту. Или, в конце концов, просто бабло. Главное — много.

Так что этот кабинетик был по всем параметрам главным. А все прочие, по статусу положенные чиновничьи прибамбасы были у Зорина в Белом доме. И приемная с тремя секретаршами, и стол для заседаний длиною в полкилометра, и комната отдыха с диванами, ванной и даже походной кроватью за ширмой. Но, и Зорин любил это подчеркинать, там, в Белом доме, была рутинная работа, а здесь — настоящее творчество.

— Вот тут, Петр, я и провожу самое плодотворное время своей жизни, — объяснял Зорин своему новому помощнику Петру Исаеву, по уникальному стечению обстоятельств полному тезке знаменитого чапаевского ординарца. Того самого Петьки из анекдотов.

—        А что, призрак Лаврентия Павловича не сильно беспокоит? — попробовал пошутить Исаев.

—        Бывает, — серьезно отозвался Зорин. — Особенно хорошо на стуки отзывается. Рефлекс, не иначе.

—        Видели?

—        К счастью, пока не доводилось. Говорят, он является здесь тому, чей час пробил, — по голосу Зорина невозможно было определить, шутит тот или говорит серьезно.

—        Это в каком смысле? — удивился Исаев и вздрогнул.

Как раз начали бить кремлевские куранты.

—        Это, Петя, ты не по радио слышишь. Это само время к нам в окна стучится. — Зорин по-прежнему был серьезен, но в глазах его плясали озорные огоньки.

Исаев кивнул. Он чувствовал, что с Виктором Петровичем в роли начальника они сработаются.

А знакомы они были с самого детства. Естественно, с Петиного детства. Зорин учился вместе с Петиным папашей в Академии общественных наук при ЦК КПСС. А благодарен теперь Виктору Петровичу Петя был по гроб жизни, из такого дерьма тот его вытащил...

Как и почти все детишки его круга, Петька закончил хорошую французскую школу в центре Москвы. Дорога его прямиком лежала в Институт международных отношений. Тепленькое местечко в советском посольстве в Париже ему вполне светило. Но случилось страшное. И, в общем-то, непоправимое. Как раз ко времени его выпуска началась горбачевская борьба с привилегиями. И вместо теплого Петя Исаев получил жаркое местечко.

Последний министр иностранных дел СССР Шеварднадзе отдал распоряжение детей дипломатов распределять в самые что ни на есть затрапезные посольства. Так Петя очутился в Конго, в нашем посольстве в Браззавиле. И можно сказать, что ему повезло. Многие его однокурсники вообще загремели в такие места, откуда и живым-то можно не вернуться. А Конго все-таки было и не только по африканским меркам местом вполне цивильным.

Сначала Петьке в Африке жутко не нравилось. Дикая жарища, бездельники-негры, надоевшие донельзя фрукты и еще более надоевшие насекомые. Особенно туго было ночью. Приходилось спать под москитной сеткой, всякий раз утром вздрагивая от вида неба в мелкую клеточку. Мало того — после каждой ночи что-то у него опухало. То колено, то плечо, а то и задница.

Дело в том, что во время здорового юношеского сна с лихими эротическими сновидениями, Петька ворочался, как буйвол, то и дело прикасаясь телом к сетке. Именно в такие моменты касания безжалостные африканские насекомые яростно жалили его потное бедное тело. Караулили, сволочи. А после улетали, громко жужжа от радости, что напились сладкой молодой крови — дефицитной — белого человека!

Пока Петька научился спать аккуратненько и тихо, как гусеница, он потерял крови не иначе как на пару-тройку литров. А днем — и в посольстве и дома — он все время расчесывал эти укусы... Впрочем, все новички здесь чесались.

Но через некоторое время Петьке в Конго понравилось. Кайф он здесь поймал. Работы было мало, денег много. По конголезским меркам он был богачом. Приятное, что и говорить, ощущение.

Но главное — ему стали нравиться местные женщины. Он вообще любил женщин, а когда пригляделся к африканкам, стал находить среди них очень даже хорошеньких. Эротические сны обернулись сладостной явьо. И никакие москиты не могли отравить эту сказку.

У него не было постоянной любовницы — это в посольстве не поощрялось. Зато уж на ночку-другую всегда можно было снять девчонку в баре «Сан», где подобным же образом отоваривались собратья из других посольств. Времена наступили либеральные, и на такие закидоны уже начальство смотрело сквозь пальцы. Хотя Петька на всякий пожарный случай особо не афишировал любовные свои похождения. Именно из любви к негритяночкам он и влип в не-приятную историю...

С Луизой он познакомился не в баре, а на утренней пробежке. По утрам, пока еще не стало слишком жарко, он бегал в Центральном парке трусцой. От инфаркта, как смеялись старшие товарищи по посольству, пугая Петьку историей о том, что американский автор книги про такой вот бег умер на очередной утренней пробежке. От инфаркта, естественно...