Грязное мамбо, или Потрошители - [5]

Кстати, о ногах. Протезы конечностей — примитив и жуткая скука. Ничего трудного и совсем мало возни. Руки, ноги, пальцы — зевать тянет. В нашей индустрии мы называем это цепной работой — в смысле для цепной пилы. Большинство изъятий проводится из головы или тела; для конечностей не требуется даже полной лицензии биокредитчика. На конечности я вообще посылал своего племянника — ему пятнадцать, но надо же пацану учиться какому-нибудь ремеслу, а для высшего образования у него мозги не те. Он и школьную науку не осилил, но это милый маленький засранец, и мне показалась удачной идея основать семейное дело по возврату биокредитов. Я не мог предложить поучаствовать в этом родному сыну, даже знай я, где он. Питер бы плюнул мне в лицо. Я это заслужил.

Питера, моего сына, я не видел шесть лет. Последний раз мы встречались возле «Снэк шэк» в западной части города, недалеко от очереди за картофельными чипсами и пивом, и он бил меня в грудь кулаками. Это было безболезненно, по крайней мере физически, но я притворялся, что корчусь от боли. Подыгрывал. Питер всегда немного робел от моих габаритов и силы — сухой массы во мне добрых девяносто пять кило, почти сплошь мышцы, а он пошел в мать — тонкая кость, ангельски нежные черты. Мы словно из магазина игрушек: он — фарфоровая кукла, а я — бешеный горилла. Он выглядит аристократом в эпоху, когда аристократия рушится под грузом собственных предрассудков. «Это Питер, — говорю я всем, — мой мальчик, красивый, одинокий и безнадежно не вписывающийся в современную реальность».

Питер мой единственный сын и вообще единственный ребенок. Его мать — моя третья жена Мелинда, но рос он при моих четвертой и пятой женах, Кэрол и Венди, у которых хватало доброты и сердечности обращаться с ним как с родным. Замечательный ребенок. Не знаю, каким образом мне это удалось, но Питер получился хорошим мальчиком. Мелинда исчезла из моей жизни через год после рождения сына. С тех пор я видел ее только раз, и этого оказалось достаточно для нас обоих.

Договорившись о совместной опеке, мы передавали сына друг другу на неделю, всячески избегая личного общения. В таких случаях из собственного опыта могу посоветовать эсэмэс-сообщения. Я набирал Мелинде коротенькую записку, информируя, где она может забрать Питера в конце дня, а она отвечала. Мы оставляли сына с друзьями, с коллегами — с любым, кто соглашался побыть временным опекуном и перевалочным пунктом, откуда тот или другой родитель забирал пацана.

Я не был в этом виноват. По крайней мере вначале. Я был бы счастлив, зайди Мелинда посидеть, попить кофе, поговорить о том, как прошла неделя, но экс-супруга не желала иметь со мной ничего общего. Она предпочитала передать сына сложным кружным путем, как шифровку в фильме о шпионах времен холодной войны, чем переброситься словечком с бывшим мужем.

* * *

Подав на развод, Мелинда в качестве причины написала всего два слова: «Патологический эгоцентризм». Я так и не понял, кого она имела в виду — меня или себя?

Причины разводов, указанные моими пятью женами:

Жена номер один, Бет: «Препятствует моей карьере своей неумеренной ревностью».

Жена номер два, Мэри-Эллен: «Невнимание, частое отсутствие, неисполнение сексуальных обязанностей».

Жена номер три, Мелинда: «Патологический эгоцентризм».

Жена номер четыре, Кэрол: «Супружеская неверность».

Жена номер пять, Венди: «Непреодолимые противоречия».

Венди единственная повела себя тактично. Она могла написать любую причину по своему выбору, и я не стал бы возражать, поскольку сам ее бросил, хотя наш брак был крепким и стабильным — лучшая семья, которую мне удалось создать. Венди могла прицепиться к любой части моего «наследства» (очень скромного), но предпочла развестись без обвинений, не возлагая бремя вины на кого-то из нас — или сразу на обоих.

Остальные причины — либо ложь, либо преувеличение, особенно фраза насчет неисполнения сексуальных обязанностей. Да, было время… вернее, момент в моей жизни, когда старый барсук не желал быстро вылезать из своей норы, но неисполнение — слишком сильно сказано. И Кэрол я не изменял. Я вообще ни разу не изменил ни одной из своих жен. Кэрол требовалась причина для развода в ее родной Алабаме, и супружеская неверность, видимо, первой пришла ей на ум. Она всегда была импульсивной.

В большинстве моих разводов был огромный плюс — не страдали дети. Никакой нервотрепки по поводу опеки, никаких бурных ночных ссор, когда ребенок в другой комнате, накрыв голову подушкой, ждет, скоро ли мама с папой начнут наконец целоваться и помирятся.

А вот с Мелиндой у нас был Питер, и этот стресс тяжело отразился на обоих. Соответственно, досталось и пацану. Нам хотелось, так или иначе, закончить то, что вообще не следовало начинать, но это неожиданно повлекло за собой слишком болезненные последствия.

И все же, насколько я знаю, Питер не в претензии. Он вообще не винит меня в своих детских переживаниях, в нашем разводе и во всех моих грехах перед Мелиндой, кроме самого последнего. И я на него за это не обижаюсь.

Мы с Джейком любили поговорить о чувстве вины. О доверии. Обо всем на свете. У нас была масса времени. Мы теоретизировали на тему, есть ли Бог, и если да, то что Он думает о наших искорганах, о вызывающем привыкание препарате «кью», предупреждающем отторжение, или о людях, приписывающих крупные спортивные победы или поражения Его Божественному вмешательству. Не стану утверждать, будто нас терзал интеллектуальный или духовный голод; скорее, хотелось просто поболтать.