Грязь кладбищенская - [15]

Шрифт
Интервал

А что до ста двадцати фунтов приданого за эту твою распустеху дочку – о, горе мне, горе… Женщина, у которой не нашлось и тряпки, чтобы прикрыть себя в день свадьбы, пока я не купила ей все, что полагается… Сто двадцать фунтов у Норы Грязные Ноги… Да отродясь не собрать было ста двадцати фунтов со всего вашего Паршивого Поля, пройди его вдоль и поперек, никогда. Паршивое Поле с лужами. Думается, вы теперь слишком хорошо зажили, чтоб уток доить… Шесть раз по двадцать фунтов… Шесть раз по двадцать блох! Да нет, шесть тысяч блох. Вот чего больше всего было в хозяйстве у Норы Грязные Ноги за всю жизнь. Святая правда, Норушка. Кабы блохи могли давать приданое, тогда тому дурачку, что женился на твоей дочери, Норушка, девять раз хватило бы на то, чтоб стать рыцарем. А уж блох-то она в мой дом принесла порядочно.

Воистину, день скорби настал для меня, Норушка, когда я впервые увидела тебя и твою дочь под крышей моего дома. Неряха косорукая, вот она кто. Так и есть, Нора, она же вся в тебя: женщина, что не умеет ни ребенка спеленать, ни застелить постель мужу, ни раз в неделю выгрести лишнюю золу, ни расчесать колтун у себя на голове… Это она вогнала меня в землю на сорок лет раньше срока. Она и сына моего тоже загонит, если, конечно, сама не явится сюда после следующих же родов, чтобы составить тебе компанию и сплетничать…

Ну и ехидный же у тебя клювик, Норушка … “У нас все будет…” как ты там сегодня это прочирикала?.. “Все теперь будет О-Кей”… О-Кей. В самый раз для тебя словечко, Норушка … “Мы будем О-Кей. У тебя сын, а у меня дочь, и под землей мы с тобой будем вместе, точно так же, как были на земле”. Вот такая у тебя сатанинская игрушка вместо языка, Норушка… А когда ты была в Ярком городе… Это я врушка, говоришь? Да это как раз ты врешь и не краснеешь, Нора Грязные Ноги…

– Карга!

– Шалава!

– Хабалка!

– Грязноногий ваш род… Доильщики уток…

– Ты помнишь тот вечер, когда Нель сидела в обнимку с Джеком Мужиком? “А Бриана Старшего мы оставим тебе, Катрина…”

– Зато я никогда не сидела в обнимку с моряками, слава тебе, Господи…

– Тебе просто возможности не представилось, Катрина… Я тебя ни капельки не боюсь. Бесконечные твои враки и злоба у меня на вороту не виснут. На всем этом кладбище меня знают и уважают гораздо больше, чем тебя. И у меня над могилой приличный крест, куда больше твоего, Катрина. Смашин! Оныст!

– Ой, ну конечно, если у тебя такой и есть, за него не твои деньги плачены. Благодари своего дурака братца, это он поставил тебе крест, как вернулся домой с Америки. Долгонько пришлось бы ждать, пока соберут денег на такой крест с Паршивого Поля, где уток доят… Что ты там говоришь, Нора? Ну, давай, давай, скажи. У тебя и смелости-то не хватает сказать мне. Нету у меня никакой культуры, Норушка? Культуры у меня нет, это да! Это ты верно подметила, Норушка. Зато у вашего вшивого, грязноногого рода всегда была культура – блох разводить да гнид…

Что ты там говоришь, Нора? Нет у тебя времени со мной препираться?.. Ты, значит, даром время теряешь, со мной препираючись? Божечки! Ну конечно, нет у тебя времени препираться со мной! У тебя же другие дела есть, да!.. Что ты там говоришь? Тебе надо послушать еще одну главу из… Как она там это называет, Учитель? Учитель… А он меня не слышит. Он, бедняга, совсем голову потерял с тех пор, как узнал про свою жену… Ну да, как же ее, душа моя пресветлая… Новелет… Сейчас как раз время, когда Учитель каждый день читает тебе немного новелет… Если бедный Учитель обратит на меня внимание… О, Мария, Матерь Божья! Новелет с Паршивого Поля… Новелет Вшивые Ноги… Муред… Эй, Муред, слышишь меня? Новелет у них, у грязноногого рода… Ой, я сейчас лопну! Лопну…

3

– …Клянусь дубом этого гроба, Проглот, я дала ей фунт, Катрине Падинь…

– …Сохрани и спаси нас, Господи, на веки вечные… И смерть моя там для меня вовсе не смерть, ибо земля тех лугов мягка и тепла; крепкая земля, что может быть нежна с силой собственных сил; гордая земля, чьи сокровища не сгниют, не распадутся и не увянут в ее утробе, дабы напитать ее; богатая земля, что позволяет себе быть щедрой со всеми своими дарами; плодородная земля, что способна менять и преображать все, что ест она и пьет, не поглощая, не портя, не искажая… Она распозна́ет свое…

Нежный лютик, мшистая, влажная муравая трава, прелестный первоцвет, милосердный болиголов и гордая полевица росли бы там над моей могилой… Ласковый щебет птиц раздавался бы над моей головой вместо разноголосицы морских волн, шума вод да крика чайки, что жадно рыщет, обжираясь мелкой рыбой… О земля равнины! Как же славно было бы укрыться под твоим плащом…

– Опять у нее “сантименты”…

– …Патрик Пирс говорил, и О’Донован Росса говорил, и Уолф Тон говорил, что Эмон де Валера был прав…

– Тордельбах Мак Суибне говорил, Джеймс Конноли говорил, Джон О’Лири говорил, Джон О’Махони, Джеймс Финтон Лэйлор, Девитт, Роберт Эммет, лорд Эдвард Фицджеральд и сам Сарсфилд – все говорили, что Артур Гриффит был прав…

– Рыжий Оуэн О’Нил сказал, что Эмон де Валера был прав…

– Рыжий Хью О’Доннел сказал, что Артур Гриффит был прав…


Рекомендуем почитать
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последний день любви

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Самои

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Крокодилы

Джона Апдайка в Америке нередко называют самым талантливым и плодовитым писателем своего поколения. Он работает много и увлеченно во всех жанрах: пишет романы, рассказы, пьесы и даже стихи (чаще всего иронические).Настоящее издание ставит свой целью познакомить читателя с не менее интересной и значимой стороной творчества Джона Апдайка – его рассказами.В данную книгу включены рассказы из сборников "Та же дверь" (1959), "Голубиные перья" (1962) и "Музыкальная школа" (1966). Большинство переводов выполнено специально для данного издания и публикуется впервые.


Доктора и доктрины

Джона Апдайка в Америке нередко называют самым талантливым и плодовитым писателем своего поколения. Он работает много и увлеченно во всех жанрах: пишет романы, рассказы, пьесы и даже стихи (чаще всего иронические).Настоящее издание ставит свой целью познакомить читателя с не менее интересной и значимой стороной творчества Джона Апдайка – его рассказами.В данную книгу включены рассказы из сборников "Та же дверь" (1959), "Голубиные перья" (1962) и "Музыкальная школа" (1966). Большинство переводов выполнено специально для данного издания и публикуется впервые.


Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.