Грядущий мир. Катастрофа - [26]

— С божьей помощью, триста тысяч долларов.

— Скоро будут выборы.

— Выборы, — доносится эхо из-за золотых зубов его преосвященства.

— Палаты должны быть послушны верховной власти.

— Должны.

— А власть должна слушаться голоса патриотов.

— Да, патриотов.

— Итак, церковь разделяет наши взгляды.

— Церковь разделяет… благословляет.

Его преосвященство делает благословляющий жест, торжественно прощается и торжественно уносит свое накрахмаленное тело из кабинета хлебного короля.

Лицо Ундерлипа тотчас же размораживается, и он, приоткрыв дверь, звенит:

— Ди-ди-дим… Кто следующий?

В промежутке времени, пока входит следующий, Ундерлип хлопает себя по тому месту визитки, где находится боковой карман с бумажником, смеется:

— Ха-ха-ха! Церковь. С божьей помощью.

Следующий — Редиард Гордон, директор «Нью-Йоркского Вестника». Весь в устремлении вперед. Куда угодно и что угодно.

— Я доволен вами, мистер… Дри-ди…

Верхняя половина туловища Редиарда Гордона устремляется к Ундерлипу, тогда как нижняя, утвержденная на желтых массивных ботинках, остается на месте:

— Мистер, наша газета…

— Моя газета, — поправляет Ундерлип.

— Ваша газета, мистер, завтра открывает кампанию за высокие пошлины на иностранный хлеб.

— Отлично, мистер. Высокие пошлины — дорогие цены, дорогие цены — большие дивиденды, большие дивиденды… Ди-ри-ди-дим…

— Хи-хи-хи!

Ундерлип отпирает правый ящик письменного стола.

В правом ящике — белые пакеты, и в каждом пакете цветные бумаги с водяными знаками и затейливыми подписями членов правления акционерной компании «Гудбай». Акции. Один такой пакет он протягивает Редиарду Гордону.

— Завтра общее собрание акционеров. Есть оппозиция. Здесь сто акций, мистер. У вас будет сто голосов, мистер. Сто голосов против оппозиции.

Редиард Гордон прижимает пакет к сердцу.

— Есть, сэр. Позвольте выразить…

— До свиданья. Ди-ди-ди!

Следующие и еще следующие. Ундерлип опустошает свой ящик с пакетами и умножает число голосов против врагов своего правления. Ну-ка, прикинем, дри-ди-ди! Его преосвященство стоит пять тысяч акций.

Когда из собрания акционеров его преосвященство подаст голос, то это будет не один голос, а пять тысяч голосов, черт возьми! А эта куриная нога? Сто голосов. Закон? Ундерлип раздает голоса из ящика своего стола с глазу на глаз и плюет на закон. У правления остается законное число акций. Комар носа не подточит. Ди-риди-дим.

А на улицах, а на бульварах, а в скверах манифестируют чистокровные американцы, патриоты с оркестрами и полосатыми флагами. Они горланят, не переставая, «Янки-Дудль», и вместе с ними, выхаркивая остатки своих легких, орет, задыхаясь, чахоточный Сэм. Удушливые газы съели его легкие на войне, в груди Сэма сидит немецкая пуля. Сэм не обедал сегодня, не обедал вчера, не обедал… Давно не обедал.

У Сэма кипит желчь. Баста! Надо выгнать из Америки всех зеленых немцев, поляков, евреев. Тогда будет работа, и Сэм будет обедать каждый день. Еще надо свернуть головы всем этим жирным акулам, которые живут в мраморных дворцах и устраивают локауты.

— Америка американцам! — хрипит Сэм.

— У-ра! — подхватывают вокруг него.

— Долой миллиардеров! — выбрасывает Сэм из своей голодной души.

Что он кричит? В него вонзается пара десятков глаз, таких же голодных и таких же злых, как его глаза. Чья-то рука впивается в его плечо и трясет его:

— Что ты крикнул? Ты социалист? Сэм возмущен:

— Я социалист?! К черту красных, розовых, желтых! Я не получу от них жратвы.

— Кто же ты такой?

— Истый американец. Америка для американцев.

— Но ты горланил: «долой миллиардеров».

— Ну да, долой этих пиявок. Ведь я безработный. Два года без работы.

— И я.

— И мы.

— Компания «Гудбай» вышибла меня из фермы, — говорит серый мужиковатый парень с бычачьими глазами и орет громовым голосом:

— К дьяволу миллиардеров.

— Правильно! Правильно! — подхватывают несколько голосов.

Сзади напирают новые и новые кепки и котелки, и Сэма и мужиковатого парня уносит толпою вперед, в желтый тусклый туман.

На экране, в витрине редакции, горят огненные буквы, они кричат на всю улицу:

Америка для американцев!

высокие пошлины на иностранный хлеб

мы не дадим наживаться иностранцам

мы не дадим вывозить наше золото

новость!!! новость!!!

читайте вечерний выпуск!

пожар в Филадельфии

авария в океане

тысячи тонн хлеба для океана

вечерний выпуск стоит

пять центов

Толпа несет Сэма. У витрины «Вестника» — затор. У Сэма вскипает желчь.

— Ха-ха! Золото? Пусть вывозят мое золото!

— Браво, парень, браво! — трещат кругом ладони. — Пусть вывозят наше золото. Начхать!

Но у Сэма есть еще кой-что. Вместе с кровавым плевком он выбрасывает:

— Х-хе! Америка для американцев, а какие американцы будут покупать дорогой хлеб?

— Откуда ты взял это, парень? — раздаются недоуменные возгласы.

И Сэм, сам того не подозревая, повторяет доводы Ундерлипа:

— Высокие пошлины — высокие цены. Ко всем чертям высокие пошлины!

— Долой!

— Бей!

Вложив два пальца в рот, какая-то кепка оглушительно свистит: Фю-юить! Долой! Бей! Долой!

Камень летит в витрину «Вестника», звенит стекло. Экран гаснет. На ступенях редакции, в озарении дугового фонаря, коротенькая, круглая фигурка Кингстон-Литтля. Тише! Тс-с!