Грядущий мир. Катастрофа - [15]

Каждая пора тела жадно всасывает эту пахучую жидкость. Тело становится упругим, мышцы наливаются силою, быстрее бежит кровь по артериям и венам, четко работает ум. Бодрая теплота разливается по всему телу.

Стерн открывает крышки.

— Эта питательная жидкость восстанавливает разрушенную материю, питает клеточки, проникая всасыванием в поверхностные кровеносные сосуды, а оттуда в вены и артерии, — сообщает он. — Желудку нечего делать в наше время… Теперь станьте под душ. Несколько неприятное ощущение — и пройдет сонливость.

Из душа льется ослепительно яркий сноп лучей. По всему телу пробегает жгучее колотье. Легкая судорога передергивает лицо.

— Радиоактивный душ поглощает яды и убивает бациллы, образующиеся в клеточках мозга во время бодрствования и вызывающие сон, — объясняет Стерн.

Неприятное ощущение проходит. Викентьев и Евгения, бодрые, полные энергии, одеваются.

— Неужели в ваше время никогда не спят? — удивляется Викентьев.

— Нет, мы не спим. Спят только мертвые. Мы экономим на сне и живем вдвое больше, — улыбается Стерн. — Ну, теперь я вас оставлю. Когда я вам понадоблюсь, вызывайте меня, где бы вы не были, по идеографу № 0.0073.

Аппарат идеографа на стене дает три коротких звонка и четко произносит:

— Викентьев! Моран!

Они прижимают чашечки идеографа к вискам. Свет в комнате гаснет. Но экране, над идеографом, огромная атлетическая фигура. Черные острые глаза. Энергичное лицо с острым подбородком, с твердым очерченным тонким носом и выпуклым лбом.

— Лессли. Изобретатель Лессли. Вы еще ничего не слыхали обо мне? Меня знают в каждом доме Мировой Коммуны. Я интересуюсь вами. Как вы себя чувствуете?

— Хорошо. Вполне хорошо.

— Я видел вас, Евгения Моран. В университете. Вы нравитесь мне. Женщины вашей эпохи красивы…

— Зачем вы об этом говорите, Лессли?

— Я не говорю, а думаю. У нас нет тайн. Идеограф передает каждую тайную мысль. Мы не властны ничего скрывать… Вы мне нравитесь, Евгения Моран!

— Мне нечего ответить вам. Я вас не знаю.

— Вы не хотите говорить со мной?

— О нет! Я не думала этого…

— Викентьев! Вы связаны с Евгенией Моран. Вы любите ее?

— Мы двое в одном этом чужом нам мире. Мы связаны нашим одиночеством среди вас. Но…

— Я, Лессли, спрашиваю вас не об этом. Связана ли с вами Евгения Моран, как женщина? Любит ли она вас? Любите ли вы ее?

— Мы не думали об этом.

Викентьев и Евгения видят на экране себя самих и Лессли. Лессли протягивает к Евгении руки.

— Вы нравитесь мне. Если бы стали моей подругой… У нас чувство свободно, и если мой призыв находит у вас отклик…

— Я ничего не могу сказать вам, Лессли. Я вас совсем не знаю.

— Я, — Лессли, изобретатель идеографа. Сейчас я работаю на острове Яве над изумительным прибором… Я ведь поглощен своей работой. Но вы позволите мне в часы отдыха говорить с вами?

— Ничего не имею против этого.

Гаснет изображение на экране. В комнате вспыхивает свет.

— Это смело со стороны этого Лессли, — говорит Викентьев и морщится от странного чувства не то тоски, не то страха.

— И неожиданно, — добавляет Евгения и смотрит пристально на Викентьева.

Викентьев напряженно думает. О чем спросил его Лессли? О его отношении к Евгении. У нее голубые глаза и волосы цвета сумерек. У нее звенящий голос… Но не в этом дело, не в этом… Она ему близка, потому, что они одиноки, она — единственная.

Евгения думает о словах Лессли. Эти люди 22-го столетия обладают совершенно иным душевным складом. Что она знает о них? Почти ничего. Точно пустыня вокруг нее. Если бы не было Викентьева, то… Евгения вздрагивает при мысли об этом.

Они не отняли еще чашечек идеографа от своих висков и читают мысли друг друга. Викентьев протягивает обе руки Евгении:

— Единственная!

Она не отнимает своих рук и, раскрыв губы, неслышно шепчет что-то. Викентьев улавливает по идеографу.

— Он близкий… Самый близкий… Родной… Викентьев крепко сжимает обе руки Евгении. Она вся сжалась — миленький дорогой клубочек.

— Это я, Стерн. Вы здоровы, мои друзья?

На экране идеографа улыбается сморщенное лицо Стерна.

— Я был два дня на силовой станции. Да, вы, вероятно, не знаете, что это. Смотрите на экран. Я вызову ее в своем воображении, и ее отражение из моей памяти перенесется по идеографу к вам.

Изображение Стерна на экране тускнеет. По идеографу доносится рев потока. Мощный искусственный водопад свергается с огромной вышины. Вода падает в гигантские турбины. Они вращаются и приводят в движение десятки динамо-машин. Светящееся здание из дураллюминия сотрясается от стука машин. Внутри здания — ни души. Автоматические регуляторы управляют работой машины. Вот соскочил передаточный ремень. Снизу поднимается трехзубая вилка и, подхватив ремень, надевает его на колесо, с которого он сорвался.

Идеограф отпечатывает мысленное объяснение Стерна:

— Это силовая электростанция. Она работает сама, без человеческого присмотра, как большинство наших механизмов, при помощи саморегуляторов. Ее движение вечно, пока бьет водопад, а водопад неистощим, потому что его питает океан. Она рассылает миллионы киловатт-часов электрической энергии заводам и фабрикам. В случае поломки, станция автоматически дает сигнал в бюро повреждений и вызывает механиков.