Грядет Тьма - [2]

Это была ложь. Эфира пришла в Город веры не для того, чтобы отметить его кровью. Но только два человека в мире, кроме нее, знали настоящую причину, и один из них ее ждал.

Она пошла к окну. Караульный напрягся, но никто не двинулся за ней.

– Тебе не сойдет с рук убийство священника, – сказал первый. – Когда мы расскажем конклаву, что ты наделала…

– Рассказывайте. – Она натянула черный капюшон на голову. – Расскажите им, что Бледная Рука пришла за священником Палласа. И скажите им, пусть молятся, чтобы в следующий раз я пришла не за ними.

Девушка повернулась к балкону и отбросила в стороны атласные занавески, комната открылась ночи и луне, висящей словно коса в небе.

Караульные кричали ей вслед, рев их голосов смешался в единый вой, когда Эфира подлетела к краю балкона и перебралась через мраморную балюстраду. Мир перевернулся – на четыре этажа вниз, словно зубы из слоновой кости, блестели ступени входа в Талассу.

Она ухватилась за край балюстрады и повернулась. Слева от нее находилась крыша общественных бань.

Эфира прыгнула к ней. Крепко зажмурившись, она подтянула колени и приготовилась к удару. Девушка ударилась о крышу и перекатилась, восстановила равновесие, вскочила на ноги и побежала. Голос караульных и фонари Талассы исчезали в ночи.

______________

Эфира двигалась по мавзолею словно тень. Санктум[1] был неподвижен и тих в предрассветной тьме. Девушка пробиралась по обломкам мрамора и другому мусору вокруг выложенного плиткой омута провидцев в центре, единственной необгоревшей части святилища. Над ее головой через провалившуюся крышу виднелось небо.

Руины мавзолея находились прямо за воротами Верхнего города, достаточно близко, чтобы Эфира могла легко проскользнуть назад в Нижний город, не привлекая внимания. Она точно не знала, когда сгорел мавзолей, но теперь он был заброшен и стал отличным укрытием. Девушка скользнула через обугленное святилище в крипту[2]. Лестница скрипела и стонала, пока Эфира спускалась по ней. Она открыла гнилую деревянную дверь в альков, служивший ей домом последнюю пару недель. Сняв маску и капюшон, она забралась внутрь.

Раньше альков являлся хранилищем смотрителей-служителей, ухаживавших за святилищем. Теперь он был заброшен, оставлен крысам, гниению и таким людям, как Эфира, которые ничего не имели против предыдущих двух.

– Ты опоздала.

Эфира вгляделась в темную комнату, посмотрела на кровать в углу, закрытую висящими над ней рваными простынями. На нее смотрели темные глаза сестры.

– Я знаю, – сказала Эфира, бросив маску и капюшон на стул.

Беру села на кровати. Книга соскользнула с ее груди, и, зашелестев страницами, упала на простыни. Короткие кудрявые волосы Беру с одной стороны были взлохмачены.

– Все прошло хорошо?

– Отлично. – Не было смысла говорить ей, как близко к поимке она сегодня оказалась. Все было сделано. Она заставила себя улыбнуться. – Ладно тебе, Беру. Ты знаешь, что дни, когда я падала с крыш игорных домов, остались позади.

Когда Эфира впервые надела маску Бледной Руки, она была не такой ловкой и не так хорошо лазала, как сейчас. Дар крови не помогал ей проникать в криминальные логова или забираться по балконам богатых торговцев. Ей пришлось обрести эти способности традиционным способом, проводя бесконечные ночи за оттачиванием баланса, скорости реакции и силы, как и за сбором информации, необходимой для выполнения задачи. Беру присоединялась к ней, когда чувствовала себя хорошо, бегала с Эфирой наперегонки, чтобы узнать, кто быстрее заберется по забору или совершит самый тихий прыжок с крыши на крышу. Они провели много ночей, скользя в тенях, следуя за потенциальной целью, чтобы узнать о ее грехах и привычках. После многих лет тренировок и постоянного риска Эфира научилась попадать в опасные ситуации и выбираться из них в качестве Бледной Руки.

Беру слабо улыбнулась в ответ.

Улыбка Эфиры погасла, когда она увидела боль в глазах сестры.

– Давай, – тихо сказала она.

Беру стащила с себя грубое одеяло. Ее тело дрожало, а коричневая кожа стала пепельной в тусклом свете. Под красными глазами залегли морщины от усталости.

Эфира нахмурилась, поворачиваясь к ящику возле кровати Беру, где лежала неглубокая миска. Она открыла отделение в рукояти кинжала и вылила содержимое флакона в миску.

– Мы ждали слишком долго.

– Все в порядке, – прошипела Беру сквозь сжатые зубы. – Я в порядке. – Она сняла хлопковую повязку с левого запястья, открыв черный отпечаток руки, запятнавший ее кожу.

Эфира поднесла руку сестры к миске и покрыла ее влажной кровью. Положив кровавую ладонь на темный отпечаток на коже сестры, она закрыла глаза и сосредоточилась на крови, направляя эшу священника сестре.

Кровь, которую Эфира забирала у своих жертв, действовала как проводник эши, которую она из них выкачивала. Если бы она была хорошо обученным целителем, то знала бы правильные схемы связи, которые бы привязали эши ее жертв к Беру. Ей бы не пришлось использовать связь кровью.

Но опять же, если бы Эфира была хорошо обучена, она бы вообще не смогла убивать. Целители с Даром крови принимали клятву, запрещавшую вытягивать эшу